Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Японский кризис.
Избирательная реформа во Франции.
Германо-литовские переговоры.
Процесс по делу армейских мятежников в Болгарии.
В Бразилии арестован Карлос Престес. Его мог выдать американский коммунист, который покончил собой.
Наступление коммунистических войск на севере Китая.
Бомбардировка итальянцами санитарного транспорта в Эфиопии.
Запрет на убой скота согласно талмудическому ритуалу в Польше.
Нацистам, обвиняемым в подготовке покушений в Австрии, вынесен приговор.
Покушение на президента Югославского Совета: депутат Арнаутович стреляет и не попадает в президента Стоядиновича.
Беспорядки на юридическом факультете Парижского университета. Лекция Жеза прервана при помощи зловонных шариков.
Ответная демонстрация Федерального Союза студентов и студентов-нейтралистов.
Рено выпускает спортивную модель Нерва.
Полная версия «Тристан и Изольды» в Опере.
Выборы Флорента Шмитта в Институт.
Сто лет со дня смерти Ампера.
В полуфинале Кубка Франции по футболу встретятся команды Шарльвиль и Ред Стар, с одной стороны, и победители матчей Сошо-Файвс и Рэйсинг-Лиль, с другой.
Проект Дома Радио.
Гиббс рекомендует: для жирной кожи — мыльный крем Гиббс, для сухой кожи — безмыльный, быстро впитывающийся крем Гиббс.
«Человек со шрамом» в Урсулин.
«Чапаев» в Патнеоне.
«Самсон» в Парамаунте.
«Троянской войны не будет» в Атенее.
«Анна-Мария» (постановщик — Рэймон Бернар, автор сценария — Антуан де Сент-Экзюпери, в ролях — Аннабелла и Пьер-Ришар Вильм) в Мадлен. В пятницу 13 марта состоится премьера фильма «Новые времена» Чарли Чаплина.
— Не понимаете? — спросил немного спустя Отто Апфельшталь, глядя на меня поверх чашки с чаем.
— Ваш вопрос, скажем так, — по меньшей мере, двусмыслен.
— Двусмыслен?
— Моё имя, вопреки тому, что вы сказали, не могло мне быть подарено, да ещё каким-то человеком.
— Я уточню свой вопрос, поскольку вы считаете это необходимым; я не имею в виду ни вашего отца, ни кого-то из вашей семьи или окружения, от которого вы могли унаследовать своё имя, это, я думаю, всё ещё распространённый обычай; речь и не о тех, кто пять лет назад помог вам получить вашу нынешнюю биографию, а об одном совершенно конкретном человеке, чьё имя вы носите.
— Чьё имя я ношу?!
— Вы этого не знали?
— Я действительно не знал. И что с ним?
— Вот это мы и хотели бы узнать. Это, впрочем, единственная цель нашей встречи.
— Не понимаю, чем я могу быть вам полезен. Я был уверен, что документы, которые мне дали, были фальшивыми.
— В то время Гаспар Винклер был восьмилетним ребёнком. Он был глухонемым. Его мать, Сесилия, всемирно известная австрийская певица, во время войны бежала в Швейцарию. Гаспар был хилым и рахитичным мальчиком с пороком, который обрекал его почти на полную изоляцию. Большую часть дня он сидел, скорчившись, в углу комнаты, отказываясь от еды и не обращая внимания на роскошные игрушки, которые мать или близкие каждый день ему дарили. Чтобы вывести его из состояния прострации, доведённая до отчаяния мать решила отправиться с сыном в кругосветное путешествие; она думала, что новые страны, смена климата и образа жизни окажут на него благотворное влияние и, возможно, даже вызовут изменения, которые помогут ему в итоге обрести слух и речь, поскольку все консультировавшие врачи высказывались по этому вопросу категорично: никакое внутреннее поражение, генетическое расстройство, физиологический или анатомический порок не являлись причиной его глухонемоты, которая, скорее всего, была последствием детского травматизма, характер и масштабы которого оставались, к сожалению, не изучены, хотя ребёнка показывали многим психиатрам. Всё это, скажете вы, вряд ли имеет прямое отношение к вашим собственным приключениям и совершенно не объясняет, как вы могли оказаться под именем этого несчастного ребёнка. Чтобы это понять, следует, прежде всего, знать, что из соображений предосторожности и из пристрастия к безукоризненному исполнению заданий помогающая вам организация использовала не фальшивые документы, а самые настоящие паспорта, удостоверения личности и штампы, которыми её снабжали преданные её делу государственные служащие. Случилось, однако, так, что чиновник из Женевы, который должен был заниматься вашим вопросом, умер за три дня до вашего прибытия в Швейцарию, не успев ничего подготовить, хотя все пункты, все этапы вашего дальнейшего передвижения были уже намечены. Организация была застигнута врасплох. И тогда к делу подключилась Сесилия Винклер, которая не только принадлежала к этой организации, но и даже была одним из её главных руководителей в Швейцарии. Таким образом, чтобы спешно всё уладить, вам вручили чуть подправленный паспорт, который Сесилия оформила за несколько недель до этого для собственного сына.
— А как же он?
— Международные правила позволяют вписывать несовершеннолетнего ребёнка в паспорт одного из родителей.
— А что случилось потом?
— Предполагаю, ничего; наверняка, им удалось сделать Гаспару новый паспорт; не думаю, что они собирались потребовать у вас вернуть им старый.
— Тогда почему вы думаете, что я мог с ними встретиться?
— Разве я утверждал что-нибудь подобное? Вы не дали мне договорить: через несколько недель после вашего прибытия в Женеву когда уже стало точно известно, что вы в безопасности, Сесилия и Гаспар отправились в Триест, где они сели на борт двадцатипятиметровой яхты «Сильвандра», великолепного судна, способного выдержать самые страшные бури. На борту было шестеро человек: Сесилия, Гаспар, Хью Бартон, приятель Сесилии, который был за командира корабля, два матроса-мальтийца, выполнявшие также роль официанта и повара, и Ангюс Пилгрим, молодой воспитатель, специалист по глухонемым. Похоже, что, вопреки надеждам Сесилии, путешествие не улучшило состояния Гаспара, который большую часть времени проводил в своей каюте и очень редко выходил на палубу, чтобы полюбоваться морем. От чтения писем, которые писали тогда Сесилия, Хью Бартон, Ангюс Пилгрим и даже два матроса, Зеппо и Фелипе, и которые, — вы скоро поймёте почему, — мне пришлось просмотреть, месяц за месяцем складывается мучительное впечатление: путешествие, задуманное как лечение, мало-помалу теряет всякий смысл; становится всё понятнее, что предпринимать его было бесполезно, и, вместе с тем, что его прерывать нет никакой причины; гонимое ветрами судно блуждает от берега к берегу, от порта к порту, бросая якорь здесь на месяц, там на три месяца, во всё более и более тщетных поисках того пространства, той бухты, того горизонта, того пляжа, того мола, где могло бы произойти чудо; но ещё более странным кажется то, что, чем дольше продолжается путешествие, тем больше каждый, похоже, убеждается в том, что такое место существует, что в какой-то части моря есть остров, атолл, скала, мыс, где всё может внезапно случиться, где всё разверзнется, всё озарится, что для этого достаточно будет какого-то необычного восхода, или заката, или какого-нибудь грандиозного или ничтожного события, перелётных птиц, стада китов, дождя, штиля, оцепенения после знойного дня. И каждый цепляется за эту иллюзию до тех пор, пока в районе Огненной Земли, попав в один из внезапных ураганов, которые там случаются почти ежедневно, судно не терпит крушение.