— И что дальше?

— Это номера вашей машины, Глеб Сергеевич.

Его стошнило прямо на скатерть. Он начал заваливаться на спину. И прежде чем погрузиться в глубокий обморок, успел подумать, что пятна кофе теперь и отстирывать не придется. Все это надлежит выбросить. Выбросить навсегда.

Он редко вставал по будильнику. Иногда просыпался раньше. И выключал его непослушными сонными руками. Иногда не слышал его вовсе. И будить его приходилось девушке, с которой он состоял в отношениях уже два с половиной года.

Ирина шлепала его по заду, толкала ногами его острые колени, бурчала каждые десять минут, что она сейчас отключится, и он тогда точно проспит и опоздает на службу. И его начальник — стареющий ловелас Владимир Павлович Новиков — не упустит случая доложить начальству о его проступке. О его очередном проступке.

Виталик выбирался из кровати, которую делил с Ириной уже два с половиной года, на самой критичной временной отметке. Когда уже тщательно побриться не было никакой возможности. Когда о завтраке следовало забыть. И когда о том, чтобы добраться на работу на своей машине, можно было только мечтать.

Он нырял в метро, которое ненавидел с раннего детства. Обливался потом от тайных страхов. Зажмуривался, когда вагон проносился в темноте. Тогда же и глубоко с присвистом дышал. И как только толпа выносила его на улицу, тут же лез за телефоном и звонил матери.

— Ты снова ехал на метро, — догадывалась она. — Виталик, пора забыть о том трагическом случае. Это давно в прошлом.

А он не мог. Он все еще помнил тот день, когда на его глазах молодая женщина прыгнула под поезд. Он был тогда ребенком. И визг тормозов слышал. И страшные крики. И видел кровь, забрызгавшую рельсы и стены.

Брр…

— Я знаю. Я справлюсь, — отвечал он ей. — Как вообще у тебя дела, мам?

И его мама — самая умная, самая проницательная женщина на свете — принималась плести сладкую словесную паутину, пытаясь его отвлечь. Пыталась заговорить его проблемами соседки тети Нины, у которой заболел любимый кот. Пыталась переложить на его сильные мужские плечи заботу о собственных петуньях, буйно цветущих на балконе. Она же не может каждую неделю приезжать с дачи, чтобы их поливать.

Мамина пустая благодатная болтовня благополучно доводила его до шлагбаума отдела полиции, в котором он нес свою службу. Мама брала с него обещания, прекрасно зная, что он не станет поливать ее цветы на балконе и точно не станет искать в Интернете самого лучшего ветеринара для кота ее соседки. Но он все равно обещал, хотя тут же забывал о ее казавшихся ему пустых просьбах.

— Виталик, вставай. — Иркины ноги вытянулись, пытаясь добраться до его коленей. — Проспишь.

— Эй, я уже…

Виталик присел на край кровати уже гладко выбритым и одетым. Пощекотал ей пятку.

— Ух ты! — Ира резко подскочила, уставилась на него сонными глазами. — Как это тебе удалось? Мы же до часа ночи фильм смотрели.

— Дело у меня важное намечается, Ирка.

— Какое дело?

— Очень-очень важное дело. Если все у меня получится, то точно получу повышение. И возможно, перейду из дознавателей в следователи.

— Ох, я-то думала, — она уронила себя на подушки, широко зевнула. — В прошлый раз было точно такое же дело. Потом у тебя его забрали. Благополучно возбудили, довели до суда и получили звезды. А ты — снова в тени.

— Сейчас — все по-другому, — проговорил Виталий неуверенно.

— Как по-другому?

— Сейчас этим никто не хочет заниматься. Все отмахиваются. Отбрыкиваются.

— А-а, значит, фигня, а не дело.

— Ничего не фигня, — он даже обиделся. — Если бы ты знала подробности…

— Давай не сейчас, а?

Ее глаза плотно сомкнулись. Через минуту ее ровное дыхание оповестило, что она снова спит.

Ирка не работала. Сейчас не работала. Два месяца назад ее уволил хозяин фирмы, где она трудилась юридическим консультантом. Уволил за то, что она отказалась обходить закон. Он рассмеялся ей в лицо и вышвырнул за ворота без выходного пособия и рекомендаций. Сейчас она находилась в поисках работы. Но пока безрезультатно.

Виталик поправил на ней одеяло и вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Узким коридором прошел в кухню — вымыть посуду после завтрака. Через десять минут он выезжал со двора, привычно полюбовавшись старыми липами и огромными клумбами.

В этой «сталинке» они когда-то жили все вместе: он, мама, отец, бабушка. Потом отец умер, следом бабушка. А мама, решив, что ей слишком тяжко здесь от воспоминаний, съехала в квартиру, доставшуюся ей в наследство от двоюродной сестры. Так Виталик остался один в квартире площадью более ста двадцати квадратных метров, с прекрасным видом из всех окон, чистеньким зеленым двором, благоустроенной просторной автопарковкой. И что немаловажно — с охраной. Поскольку дом располагался почти в центре.

— Ты завидный жених, — выдала Ирина, исследуя комнаты в его квартире через неделю после знакомства. — Такая жилплощадь сейчас кучу денег стоит.

— Я не собираюсь ее продавать, — предупредил он сразу. — Разменивать тоже.

— Понятно… — пробормотала она и исчезла почти на месяц.

А через месяц явилась с вещами и попросилась пожить немного.

— У меня проблемы, — коротко оповестила она, не вдаваясь в подробности. — Я ненадолго. Не стесню.

Через пару дней она перебралась из комнаты бабушки в его спальню, заняв левую половину кровати. И пребывает там вот уже два с половиной года.

Любили ли они друг друга? Да кто же его знает! О чувствах не говорили, не было принято. Но заботились друг о друге. Переживали, когда кто-то задерживался. Бежали навстречу из подъезда с зонтом, если шел дождь, а зонта либо у него, либо у Ирины с собой не было. Оставляли в холодильнике последний сладкий кусочек, не съедая. Говорили не много, по существу, но делами друг друга интересовались.

Виталик не знал, что их связывает. Не мог обозначить одним словом чувства, которые к ней испытывал. Ирка, кажется, тоже. Однажды они отдыхали у друзей за городом, и кто-то, понаблюдав за ними, пристал с вопросами:

— Как так? Вы же почти не разговариваете! Что вас вообще связывает? Как же можно так жить? Как вы живете?

Ирка подергала худенькими плечиками и, приобняв Виталика за талию, ответила за двоих:

— Необременительно.

Именно так, да! Они не обременяли друг друга, не путались под ногами, дарили заботу, не требуя ее взамен. Как-то все само собой. И все это как-то уже затянулось. И он уже без этого вообще не мог. Без Ирки не мог. Без ее смеха, дыхания слева от него. И пусть так все и остается, решил он, выезжая за шлагбаум. Пусть все будет так…

Он не опоздал сегодня. Даже на десять минут раньше явился. Но все равно наткнулся на недовольное лицо Новикова.