— Знаю, что виноват, — твердо взглянув на командира, резанул молодой человек, — но ведь в нашем деле не ошибается только тот, кто не летает. А списать с летной работы — проще простого. Нет человека, нет проблемы.

Нахальный огонек, зажегшийся в глазах мальчишки, удивил сорокалетнего мастера. Он уже привык к робости и хронической неуверенности в себе молодого офицера, презрительно записав его в размазни. Впервые почувствовав в парне характер, командир эскадрильи задумался. С одной стороны, ему надоело нянчиться с сопляком, из-за которого рушилась прекрасно отлаженная работа всей их команды. Вот и сегодня из-за допущенной лейтенантом ошибки вместо благодарности от главкома заслуженный офицер получил обидное замечание о ненадлежащей подготовке своих людей. Фактически это было обвинение в неполном служебном соответствии. Конечно, майору Быкову было не привыкать к подобным начальственным «фи». Если бы ему досталось действительно за дело, мастер воспринял бы критику спокойно. А то ведь из-за какого-то сопляка на всей эскадрилье теперь пятно.

Но с другой стороны, комэск знал, что в училище отдельные инструкторы разглядели у этого Нефедова большой потенциал, о котором, правда, командиру до сих пор приходилось только слышать. После некоторого размышления майор все же решил пока не подавать рапорт на имя командира полка о списании лейтенанта с летной работы, а перевести его в резерв. Это означало, что Нефедов формально оставался членом пилотажной группы: должен был являться на утренние построения, посещать все предполетные инструктажи. Но при этом самостоятельные полеты отныне для него были под запретом.

По инструкции полагалось периодически вывозить запасных летчиков в зону на двухместной учебно-тренировочной машине, чтобы они совсем не потеряли квалификацию. Для любого уважающего себя профессионала нет страшнее участи, чем сделаться постоянным «пассажиром» передней кабины «спарки». Отныне молодого летчика, чья карьера до сих пор складывалась удивительно успешно, ожидала унизительная участь вечно запасного игрока, остающегося в команде лишь из милости начальства.

Возле столовой делегацию ожидала вереница правительственных «членовозов» и новенький «Икарус-250» с удобными, как в самолете, креслами. Такие автобусы только недавно появились в Москве и обслуживали в основном интуристов. После обильного банкета с множеством тостов гости выходили на улицу раскрасневшиеся, вальяжные. Одного не рассчитавшего свои силы чернокожего дипломата под ручки провожали два местных офицера.

У Игоря сердце кольнуло, когда он, наконец, увидел Ее. Интересующая его особа шла под руку с каким-то подтянутым пожилым мужчиной в форме общевойскового генерала. Не трудно было догадаться, что это ее отец. Несмотря на небольшой рост, седовласый генерал выглядел очень внушительно. Со своим чеканным профилем и самой прямой спиной, которую до сих пор приходилось Нефедову видеть, папа блондинки напоминал римского сенатора. Его массивный, сильный подбородок с ямочкой посередине пересекал шрам, похожий на сабельный. Такому страшно на глаза случайно попасться, не то что подойти самому. Но сейчас Нефедов был готов на любые подвиги. Собравшись с духом, он ринулся в атаку.

— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться.

Солидный мужчина в шитых золотом погонах с огромными звездами удивленно взглянул на мальчишку-лейтенантика с горящими глазами.

— Ну что тебе? — небрежно бросил он.

— Можно вашу спутницу на несколько слов?

Неожиданная просьба удивила генерала. Он строго взглянул на дочь. Но та сделала невинное личико и недоумевающе пожала плечиками, мол, сама не пойму, что от меня нужно этому парню.

Недоуменно хмыкнув, генерал все же дал добро:

— У вас десять минут, лейтенант…

Так они познакомились. Ее звали Мариной. Она училась на факультете восточных языков МГУ. Отец Марины — Георгий Иванович Скулов занимал какой-то очень важный пост в Главном разведывательном управлении (ГРУ) при Генеральном штабе Вооруженных сил СССР.

Марина была одной из самых скандальных личностей Москвы. Правда, ее могущественный отец принимал все меры, чтобы среди представителей его круга о похождениях дочери никто не знал. Ничто не должно было скомпрометировать его девочку перед женихом, которого заботливый папа для нее давно готовил.

Несмотря на юный возраст, Марина успела поработать демонстратором одежды (так называлась непризнанная в СССР профессия манекенщицы) в Московском доме моды, почти год прожить в неофициальной художественной коммуне (сотрудники компетентных органов позднее объявили ее сектой) в глухом селе под Свердловском. Туда Марина сбежала от надоедливой отцовской опеки. Вернувшись из «хождения в народ», московская девочка вновь с удовольствием окунулась в светскую жизнь, попутно поступив в университет. Впрочем, даже отец вынужден был признать, что уральская ссылка пошла дочери на пользу. Она повзрослела, в значительной степени избавилась от детской инфантильности. Но вскоре генерал обнаружил, что и раньше выводившая его из себя своими выходками доча теперь стала просто неуправляемой.

Однажды она резко оборвала родителя, когда тот в очередной раз заговорил о молодом человеке, которого хотел бы видеть ее мужем:

— Опять ты за свое… «Петя такой, Петя сякой разэтакий… Он тебя на руках понесет прямо в рай. Будете с ним в „мерседесе“ из гостиной в спальню ездить и на золоте пирожные с черной икрой кушать». Надоело! Я не желаю, чтобы кто-то относился ко мне как к части своего имущества, предлагал и выбирал меня словно вещь.

— А ты не торопись, — мягко посоветовал отец, — сперва хорошенько все обдумай, чтобы потом не жалеть.

— Я уже давно все обдумала и решила: я сама себе выберу пару.

— Ты хочешь связаться с одним из своих знакомых, чтобы стать такой же швалью, антисоветчиной, пеной, как они? Тоже мне «цветочки жизни»! Учти, вскоре за всех этих неформалов основательно возьмутся. Вот выселят тебя за сто первый километр с муженьком-тунеядцем, наслушаешься там до тошноты своих Битлов без нормальной работы и еды. По-другому запоешь.

— Ну, почему обязательно тунеядцем? — обиженно пожала плечиками Марина. — Мои знакомые все талантливые люди — писатели, поэты, актеры.

— Указ 1964 года никто не отменял, — стараясь выглядеть строгим, пояснил отец. — Кто не состоит в Союзе писателей или в Союзе художников, не считается профессиональным литератором или художником и подлежит высылке в деревню Кукуево Нездешнего уезда.

Скулову давно не нравилось, что дочь шляется по компаниям, где собирались всякие отщепенцы. Он вообще недолюбливал творческий народец, не считая их нормальными людьми. Эта скользкая публика вечно терлась в доме благодаря супруге, отравляя их совместную жизнь. Но если бы дочь хотя бы общалась с приличными представителями этого презренного цеха, имевшими нормальную работу. Так ведь своенравная девчонка, словно специально желая позлить обожающего ее отца, выбирала для общения полуподпольных неформалов, с которыми власти активно боролись. Между тем после громкого пропагандистского процесса над литературоведом и критиком Андреем Синявским и переводчиком поэзии Юлием Даниэлем даже рядом находиться с потенциальными диссидентами стало опасно. А дочка, кажется, намеревалась найти в этой сточной канаве себе женишка, в чем откровенно признавалась папе…