на Лазурном берегу? Что, у тебя на примете еще несколько нуворишей, с которых ты хочешь стрясти денежки? Я бы удивился, если б ты сказал, что взял несколько дней отпуска.

А я постоянно в отпуске, ты же знаешь. Вот на прошлой неделе меня пригласили в Монако, так что мне не на что жаловаться. Но мне нужны несколько сот тысяч долларов для одной НКО, которая работает с нами по продовольственной программе для Азии. И вот только что мне пришла в голову одна идейка.

– Представляю себе, что-то вроде приема в шикарном палаццо сотен на пять просеянных сквозь сито персон.

– Именно! Так что тебе придется скоро попахать на меня, а мне не нужно объяснять тебе что и как делать.

Пол обожал такие словесные перепалки с ним. Без всяких вокруг да около, сразу же ближе к делу.

– А я-то подумал, что ты звонишь мне, чтобы пригласить на шоппинг по Круазетт.

– Ты нужен мне сегодня вечером. Дело привычное, а мы люди опытные. У меня на примете пара-тройка тетек, жутких скупердяек, которых мне хотелось бы выпотрошить.

Когда Роберто так говорил, он легко мог сойти за мошенника, если бы Пол не был убежден в его абсолютной честности. Родом из богатой итальянской семьи, Роберто был вне всяких подозрений в том, что касается финансовых вопросов. Напротив, досконально зная подноготную, подчас мало достойную, того, как иногда делаются большие состояния, он решил посвятить свою жизнь тому, чтобы исправить хоть немного то, что он считал несправедливостью в распределении материальных благ.

– Честно говоря, не знаю, смогу ли в теперешнем своем состоянии подыграть тебе. Я тут ненадолго, навещаю родителей. Кстати, ты в курсе, почему я поехал во Францию?

Да, Элизабет мне сказала. Но ведь это не помешает тебе помочь другу. Не собираешься же ты сутки напролет думать о своих семейных проблемах. Положение не такое уж драматичное. Знаешь, мне все больше кажется, что мы, на Западе, придаем слишком большое значение сердечным делам, в то время как кому-то бомбы на голову сыплются, а кто-то дохнет с голоду.

Пол снова не смог удержаться от смеха. Роберто не очень-то церемонился, говоря со своим лучшим другом, но уговорить его окончательно так и не удавалось.

– Послушай, давай я поживу немного у родителей, а потом посмотрим. Не могу же я завалиться к ним и тут же слинять.

– Давай так. В десять ты укладываешь мамочку и папочку в постельку, а к одиннадцати подваливаешь ко мне, в отель «Кап». Как раз успеешь.

– Созвонимся вечером, тогда и решим.

– Мы на войне, Пол! Не прозевай, как ты часто сам говоришь. Сейфы нужно вскрыть сегодня же вечером! Нынешнюю операцию я специально под тебя задумал. А ты мне потом подскажешь, на что пустим денежки.

У Пола всегда поднималось настроение, когда он разговаривал с Роберто. С ним все казалось легким и веселым, даже борьба с нищетой, которую его друг справедливо сравнивал с настоящей позиционной войной и которую они были вынуждены вести постоянно против сильных мира сего, нещадно эксплуатирующих планету и ее жителей.

– Ладно, Роберто, до скорого, пора ехать.

– Ариведерчи, амиго дель куарэ!

Некогда родители Пола приобрели недалеко от Канн бастид, провансальский сельский дом XVIII века, где проводили летний отпуск. Окончательно они обосновались там всего несколько лет назад. Бастид располагался в глубине парка из вековых деревьев, раскинувшегося на пяти гектарах. Это было длинное светлое здание со ставнями нежно-сиреневого цвета, по бокам от которого были возведены более поздние постройки, а в центре фонтан, завершающий ансамбль звонким музыкальным аккордом. Вдоль дороги, ведущей к дому, кружевные кроны оливковых деревьев перемежались с лакированной листвой зизифусов и огромных тенистых смоковниц. В детстве Пол любил укрываться под их ласковой сенью, где он, единственный ребенок в семье, создал в своем воображении целый мир приключений. Он взбирался на крутые голые скалы на южной оконечности своих владений, там водружал флаг либо покорителя гималайских вершин, либо рыцаря, взявшего приступом крепость. Иногда он целыми днями охотился на цикад, и тут было важно набраться терпения и долго ждать, чтобы подобраться незаметно и поймать этих верещащих насекомых, умолкающих при каждом неосторожном движении назойливого пришельца.

А еще был отец, который во время отпуска всецело принадлежал ему. Отец, человек, казавшийся ему таким суровым с его важными ответственными делами, летом становился товарищем по играм, чего так недоставало ребенку. Пэр Оллесон возглавлял юридический отдел Международного суда, и это был важный пост в разрешении межгосударственных споров в вопросах международного права. Выходец из шведской семьи потомственных юристов, этот элегантный и доброжелательный человек был пропитан духом высоких моральных принципов в юриспруденции, и он старался приверженность к этим ценностям передать сыну, воспитывая его на рассказах о приключениях и биографиях великих людей, образом и духом которых он сам вдохновлялся. На отдыхе Пэр целиком посвящал себя сыну, увлекая его в открытия исторических или культурных памятников древнего Прованса или барахтаясь с ним в маленьких средиземноморских заливчиках. Рядом с Пэром Пол чувствовал себя сильным, забывая о том, что он был болезненным ребенком, находящимся под постоянной материнской опекой. Отправляясь в приключения с немолодым, но подтянутым спортивного вида человеком с безупречной репутацией, он становился таким же мальчиком, как другие.

Приближаясь к дому, Пол постарался примерить приуроченную к случаю улыбку. Его приводила в ужас одна лишь мысль, что он увидит, как подряхлел отец. Он никак не мог смириться с тем состоянием, в котором тот теперь находился. Через несколько лет после того, как Пол поступил на службу в ООН, отец впал в странную депрессию. Постоянный прием лекарств все больше погружал его в состояние прострации, симптомами своими напоминающее болезнь Альцгеймера. И теперь этот человек, эрудированный, знающий шесть языков, чьи юридические рассуждения потрясали своей точностью и тонкостью, казалось, потерял всякий интерес ко всему, что происходит вокруг. И Пол огорчался всякий раз, когда приезжал в бастид.

Под портиком дома появилась Мариза Оллесон. Вероятно, она уже давно ожидала Пола и теперь бросилась навстречу и прижалась головой к его груди. Маленькая, она едва доходила ему до плеч.

– Дорогой мой, как же я рада видеть тебя! Ты так редко бываешь у нас, – и тут же поспешила добавить, – да нет же, я тебя не упрекаю, знаю, что ты занят, у тебя своя жизнь. Но мне так тебя не хватает. И ты так далеко.

– Знаю, мам, но ты не беспокойся, у меня все нормально, да, давно тут не был, рад, что вырвался. А ты все такая же