в среду. Три дня, остававшиеся до воскресенья, пролетели быстро. В назначенный срок Ричард Корнелий пришел к обедне в церковь, посвященную архангелу Михаилу, и вместе с прихожанами стал слушать службу. Небольшой храм был построен в принятой тогда манере: прямоугольное, сложенное из серого камня здание, крытое двускатной крышей, внутри, как это заведено у католиков, скамьи для молящихся, изваяния святых и алтарь с золотым распятьем. Окна были украшены искусными витражами.

Ричард невнимательно слушал священника, читавшего что-то на латыни, и оглядывался, ища Аделину. Она сидела рядом со своим отцом и усердно молилась. Дочитав Писание, священник обратился к народу:

– Братья и сестры во Христе! – начал он. – Все ли вы знаете, как обстоят дела в Палестине?..

…В те времена, стремительно приближающиеся к началу Третьего Крестового похода, спасение христианской веры состояло в прямой связи с сохранением Иерусалима, освобожденного на сто лет раньше описываемых событий и недавно утраченного вновь. Давным-давно, на заре Крестовых походов, Готфрид Лотарингский2 отвоевал у сарацин Священный город и создал Иерусалимское королевство, просуществовавшее почти век, вплоть до того момента, когда его последний король Гюи Луизиньян потерпел поражение от Саладина3, вернувшего Иерусалим под мусульманское владычество. Известие об этом повергло Европу в скорбь. И теперь, в легендарные времена Ричарда Львиное Сердце и Фридриха Барбароссы4, Рим вновь поднял знамя Креста, намереваясь идти на Восток…

– Братья и сестры! – голос священника отдавался от каменных стен гулким эхом, отчего казалось, что говорят несколько человек. – Все ли вы знаете, как обстоят дела в Палестине?.. Знаете ли вы, что сарацинские псы властвуют над градом Иисуса Христа и что христиане скитаются по Ливану и Анатолии, ища приюта и защиты от бессердечных собак? Величайшие святыни попраны, кровь христиан, пролитая по пустыне, вопиет о мщении…

Священник долго говорил в том же ключе, подробно описывая бедственное положение дел на Востоке и ужасы, с которыми столкнулось христианское население Святой земли. Многие из присутствующих в церкви со страхом внимали словам проповедника, который в красноречии мог потягаться с Петром Пустынником5, а то и с самим Иоанном Златоустом. Священник рисовал перед паствой картины, проникнутые высоким накалом страстей и драматизмом, словно перенося ее из мирного прихода на поля сражений и в разоренные сарацинами города. Он взывал к чувству долга и добродетелям, обещая прощение всех грехов и вечное блаженство в Царстве Небесном тем, кто поможет святому делу освобождения города Иисуса Христа.

Когда звучный голос священника смолк, церковь наполнилась взволнованными возгласами. Произнесенная речь возымела действие. Несколько мужчин сейчас же приняли крест и, благословленные пастором, принесли клятву принять участие в освобождении Иерусалима. Прихожане приветствовали их одобрительными выкриками. При любых других обстоятельствах такое эмоциональное поведение было бы невозможно в храме, но освобождение Святой земли было настолько особым по статусу событием, что правила, принятые обычно, не действовали сейчас.

После того как шум в церкви немного поутих, Ричард, наблюдавший вышеописанные события и все это время гадающий, зачем Аделина просила его прийти сюда, с удивлением увидел ее стоящей возле золотого распятья.

Она стояла возле креста, словно Мария Магдалина, и, сдерживая внутреннее волнение, смотрела перед собой, казалось, на всех, но видела только Ричарда. В глазах Аделины блестели слезы. С не меньшим удивлением, чем Дик, на дочь смотрел Джонатан Лейстред.

Справившись с чувствами, Аделина начала говорить. Ее голосок, звонкий и нежный, совсем не похожий на гудящий в сводах голос священника, странно и мелодично переливался в церкви, непостижимым образом вплетаясь в искрящиеся узоры цветных витражей:

– Добрые люди! – произнесла она. – Послушайте, что я хочу сказать! Великая миссия ниспослана всем нам: Святая земля должна быть освобождена! Я родилась женщиной и не могу принять участие в войне, но, чтоб внести хоть какую-то лепту в спасение Гроба Господня и чтоб не быть в стороне от угодного Богу дела, я в эту торжественную минуту перед народом и перед распятьем приношу обет, что стану женой лишь того, кто освободит Иерусалим!

Толпа взорвалась восторгом. Речь Аделины понравилась присутствующим. Люди радостно приняли ее слова. Клятва Аделины стала тем кульминационным аккордом, который переводит чувства слушателей на новый уровень. Сказанное дочерью герцога добавило завершающий штрих к разворачивающимся событиям, усилив и укрепив торжественную сакральность происходящего.

Джонатан Лейстред сдерживал обуревающую его ярость. Он знал, что выходка Аделины была нужна ей, чтоб расстроить запланированный брак с графом Олдриджем, и понимал, что это ей удалось. И бешенство кипело в его душе, как никогда в жизни, но он не в силах был отменить обет, данный перед народом и крестом.

Дик, бывший после герцога вторым человеком в церкви, знающим истинную причину поступка Аделины, грустно смотрел на нее, понимая, чего она теперь ожидала. Он не мог предать ее. Он встал и молча принял крест.

II. Дик-крестоносец

В конце концов приключения идут на пользу. И Дик, отправившись с крестоносцами, уже ни о чем не жалел. Предвкушая грядущее, он мысленно устремлялся за горизонт вдаль от зеленых берегов родины. Там, на загадочном Востоке, лежала невидимая в дымке Святая земля…

Свежий морской ветер, насыщенный солью и влагой, бил в лицо. Ричард находился на берегу большой гавани, откуда в скором времени должны были отправиться в путь корабли крестоносцев. Суда покачивались на волнах, ожидая отплытия, и пока на них грузили все необходимое для похода, крестоносцы развлекались с веселыми девушками в окрестных тавернах, пьянствуя и готовясь в скором времени отдать жизнь за спасение Иерусалима. Многим не суждено было вернуться домой, и, понимая это, крестоносцы старались беззаботнее проводить мгновения, отпущенные им Богом в последние мирные дни перед отплытием в Палестину. Впереди их ждали битвы и странствия, колючий песок и сарацинские сабли.

Ричард примкнул к небольшой компании рыцарей и вместе с ними коротал дни ожиданий. Впятером пить было веселее, чем в одиночестве, и Дик быстро подружился с новыми товарищами.

Имя одного из них было Бан, он оказался земляком Ричарда. Молчаливый и простой, Бан обычно сидел в стороне, никогда не пьянея, сколько бы ни было выпито. Он мало участвовал в разговорах и не играл в кости. При этом Бан был хорошим и честным парнем, на которого всегда можно было рассчитывать. Среднего роста и ничем не примечательной внешности, Бан обычно носил одежды темных цветов, предпочитая коричневый или черный.

Второй, напротив, был весельчак. Его звали Джеком. Он любил поесть и выпить, напивался всегда, громко смеялся и часто засыпал за столом. Одевался как правило в желтые и зеленые цвета.