Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Экономический рост внезапно сменяется падением — как утверждают официальные статистики, и оказывается, что Советский Союз входит в состояние экономического кризиса. Консервативная часть Руководящей и Направляющей смотрит на Горби со все большим и большим раздражением, а Горби словно и не замечает ничего! Он купается в лучах славы и явно наслаждается тем, какой он большой и могущественный политик.
На рынке, конечно, никакого дефицита нет и в помине, как и очередей — есть все, что угодно и хорошего качества, но цена вопроса… Обычным семьям рынок не спасение, у них банально не хватает денег. Массово открываются кооперативные кафе и рестораны, в основном все дорого и не вкусно, мотивация кооператоров очевидна — срубить как можно больше денег, пока все окончательно не накрылось. Народ потихонечку начинает осваивать колхозные рынки, толкучки и барахолки — кто-то тырит с предприятий что плохо лежит, кто-то перепродает, кто-то устраивает в гараже кустарное производство всяких мелочей, торгуют сахарной ватой, жвачкой, сигаретами, водкой… Тут же появляется доморощенный рэкет — мелкоуголовная шпана и спортсмены конкурируют за право получать дань с барахолки — бьют и режут друг друга, и уже, по слухам, начинают постреливать… Наши старые приятели — близнецы-штангисты Андрей и Матвей активно участвуют в процессе, кулаками отвоевывают себе место под солнцем… Мы поддерживаем хорошие отношения и по возможности помогаем друг другу. Так я дважды, через Николая Николаевича, начальника городской милиции, отмазывал близнецов от милицейских неприятностей.
Мой отец все еще первый секретарь горкома, но уже все чаще и чаще поговаривает о том, что устал, что все бессмысленно и тщетно, что можно получить шесть соток земли в хорошем месте и построить там домик, да засадить все помидорами… Я подкидываю им продуктов — горкомовский буфет, который раньше выручал, стал так же убог, как и все остальное, и изредка прошу его воспользоваться «телефонным правом» — позвонить нужному человеку и решить насущный вопрос. Впрочем, эффективность «телефонного права» падает с каждым месяцем, вопросы решаются со скрипом и проволочками, авторитет горкома уже не тот, что был даже год назад…
Так и не выведав у Саши Орловского имя его любимой секретарши, мы отправились прямиком к Якову Наумовичу, у которого покупали доллары. Доллары — все еще уголовная статья, но все заинтересованные лица плевать на это хотели, валютой на черном рынке торгуют без особого стеснения. Связи Якова Наумовича в среде валютчиков и антикваров — обширны, а авторитет его весьма велик. Мы пользуемся его услугами и ни разу не пожалели…
Как обычно, он сидит в кафе «Уют», пьет минералку и жалуется на жизнь.
— Приехали, — говорит он, когда мы входим в кафе. Яков Наумович чем-то недоволен. — Ну садитесь уже, раз приехали.
— Все в порядке? — осведомляюсь я у него. Кажется, напрасно осведомляюсь. В ответ я получаю лекцию о том, что в порядке далеко не все — здоровье, родственники, пенсия («вы знаете, какая у меня пенсия⁈»), качество современных продуктов, газеты…
— Вот я читаю газету, — говорит Яков Наумович, — с отвращением показывая на лежащую здесь же на столике «Комсомолку» и мне становится тошно. Это же немыслимо, что они пишут, вы почитайте!
— Яков Наумович… — говорю я и в голосе у меня ангельское терпение. — Мы все привезли…
Я извлекаю из спортивной сумки газетный сверток.
— У меня тоже все готово, — говорит Яков Наумович. — Он передает мне конверт, лежащий тут же, под газетой. В конверте — серо-зеленые купюры.
— В этот раз еще по девять, потому что мы с вами договаривались, — строго говорит Яков Наумович. — В следующий раз будет по девять с полтиной, предупреждаю сразу.
Глава 3
Да, валютного рынка в СССР не существовало. Был официальный курс советского рубля по отношению к иностранным валютам — именно по такому курсу иностранные туристы должны были сдавать валюту государству. Но, свято место пусто не бывает. Неофициальный валютный рынок существовал даже в те времена, когда за такие дела полагалось «вплоть до высшей меры наказания». Существовал валютный «черный рынок» и на закате Перестройки. Был он неуправляемым и хаотичным, единого курса не было, курс определялся балансом предложения и спроса, а также — фактическим наличием валюты. Так, в зависимости от конкретной ситуации, доллар мог стоить и шесть, и восемь, и девять рублей. Яков Наумович по своему обычаю выкатывал нам максимальный курс, но оно того стоило — мы совершенно точно были уверены, что Яков Наумович не наведет бандитов и милиционеров и не всучит подделку.
Спросом пользовались не только американские доллары, но и немецкие и финские марки, в меньшей степени — английские фунты. В нашем «золото-валютном резерве» было около пятидесяти тысяч долларов — преимущественно в американской валюте, но имелись и западно-германские марки, и царские червонцы. Среди зарождающегося класса бизнесменов с нашими финансами мы считались середнячками — мелких цеховиков-производителей и джинсовых спекулянтов мы уже переросли, но в элиту теневого бизнеса еще не попали. Открытие банка и сотрудничество с Орловским и Хоботовым резко повысили наш заработок, а вместе с ним и наш статус. Валюта для нас была самым простым способом хранения заработанного. И вот, Яков Наумович опять повышает курс…
— Все понятно, Яков Наумович, — говорю я с грустью.
— Хорошо, если понятно, — сварливо отвечает он.
— Интересно, на кой хрен Якову