Четверо людей подняли засов, и усеянные шипами ворота растворились. Катрин устремилась в проем и медленной рысью направилась к английскому лагерю. По бокам от нее таким же неторопливым шагом двигались ее рейтары, а за ними относительно стройно следовал гарнизон.

Вдалеке поднялось облако пыли. В неверном свете зари поблескивали доспехи и вспыхивали знамена. Земля затряслась от стука копыт, когда французские рыцари ринулись в атаку, с копьями в руках и опущенными забралами. В английских укреплениях царила суматоха: торопливо вооружающиеся фигуры, отрывисто жестикулирующие, беспорядочно разбегающиеся во все стороны тени. Чудо! Все шло по плану! Однако враг был не настолько глуп, чтобы безропотно позволить перерезать себе горло. Офицеры, которые узнавались по пурпурным табардам[6], расшитым леопардами, наводили порядок, выкрикивая приказы, неразборчивые на таком расстоянии — Катрин в любом случае не разбирала их варварский язык, — но с видимым эффектом. Луки оказались разобраны, натянуты, и залетали стрелы. Вот споткнулся один человек с пробитым бедром, затем еще несколько. Большой тисовый лук, нанесший в былом столько урона, имел дальность двести метров, а хорошие лучники стреляли с частотой три стрелы в минуту.

Ровно дыша, все еще двигающаяся медленной рысью Катрин проверила, что ее люди держат плотный строй, и слегка ускорила аллюр. Ее мышцы приятно разогрелись; земля, выровненная долгой осадой, хорошо подходила для скачки. Они приближались к врагу. Расстояние: пятнадцать локтей. В один миг тяжелобронированные кони, несущиеся рысью с лязгом доспехов, столкнулись с задними рядами, растоптав отряд английских лучников. Ведьма попыталась оценить потери противника, но все происходило слишком быстро. Даже не заметив, когда успела занести руку, она взмахнула топором, который раздробил безымянное лицо, на ходу выхватила глефу и перерубила шею тощенькому пехотинцу. Затем два удара справа и слева, одновременно. Двое упали. Она двигалась быстро, точно и чрезвычайно уверенно. Два брата Фоссойе, как волкодавы, охраняли ее с флангов, а Ретамёр и Сурнуа, дополняющие полукруг позади нее, протыкали всякого, кто осмеливался приблизиться к их линии.

Вслед за ними громоздились трупы. В какой-то момент враг смешался и отступил, и перед ними образовалась пустота.

Катрин быстрым взглядом оценила ситуацию. По другую сторону частокола англичане отступали под натиском рыцарей, возглавляемых Дюнуа, чьи великолепные доспехи из полированной стали сверкали в лучах восходящего солнца. Судя по виду местности — окровавленной, усеянной мертвецами, воняющей дерьмом из вспоротых кишок, — деблокирующая армия пощады не давала. Следом за кавалерией поле боя начали прочесывать ратники с ножами, чтобы перерезать горло раненым. Оставались бы англичане у себя дома.

Оказавшись между двух смертоносных огней, враги в панике отступали — кто к трем фортам, где за амбразурами расположились снайперы, кто к наступавшим из города, как к заведомо менее пугающему войску.

Продолжая наступать, Катрин блокировала пику своим топором, уклонилась в сторону с мулинетом[7], которым сломала деревянное древко, и отсекла глефой противнику руку; оттуда брызнул фонтан крови. Тем временем меч Дамьена Фоссойе, которым тот орудовал с ошеломительной скоростью, пронзил двух мужчин, казалось, даже не задев их, и они рухнули, с бульканьем захлебываясь собственной кровью. Вопреки своему телосложению Дамьен сражался с исключительным самообладанием, что делало его ценным союзником в любой схватке. Вселенная, как будто одного подобного сукина сына ей не хватило, создала двух таких людей: одного правшу, другого левшу. Ком Фоссойе, его однояйцевый брат-близнец (хотя и на тринадцать минут младше), за то же время отослал кричать «обожемой» трех англичан.

Разошедшийся Ретамёр, с пылающим из-под мориона[8] взглядом, яростно рубил и кромсал, не заботясь, казалось, о парировании ударов. Метательный нож, брошенный умелой рукой Фоконье, пронзил яремную вену пикинера, который собрался проткнуть его друга.

Англичане неумолимо теряли позиции, их число сокращалось на глазах. Когда жертвы Катрин падали, захлебываясь в какофонии воя, хрипов и звона стали, она чувствовала себя как никогда переполненной жизнью; энергия бурлила в ее теле так, что можно было подумать, будто она, убивая человека, забирает его жизненные силы.

Возле ее уха просвистела стрела. Другая воткнулась в кожаную куртку под правой лопаткой и впилась в кольчугу, оцарапав кожу. Взмахом руки она указала на невысокие укрепления своим рейтарам: «Почистите-ка мне эти гнездышки». Они набросились на них, как волки.

Разрозненные англичане эпизодически продолжали сопротивляться тут и там. Когда все закончилось, Ведьма оставила мертвых заботам живых и отправилась на поиски Дюнуа. Она нашла его спешенным среди своих рыцарей возле укрепленного кургана, пока оруженосцы поили их лошадей.

— Недурная победа, — бросил Дюнуа, держа под мышкой свой стальной шлем. С его помятого нагрудника капала кровь, но белый утренний свет рассвета являл всем его удовлетворенную улыбку). — Мы смели эту пехотную мелочь, как мякину на ветру.

— Потерь меньше, чем я опасалась, — признала Катрин с узкой, жесткой улыбкой. (Но среди убитых — молодой Мартин с голубыми глазами, которому она полчаса назад обещала добрую жатву…) — Вы ранены.

— Царапина, мадам.

— Хорошо. — Она посмотрела на расслабившихся мужчин, которые расстегнули свои стальные пластинчатые доспехи, стоя с разлохмаченными волосами и потными лицами. — Мы выиграли битву, но не войну. На нас скоро обрушатся осаждающие из других лагерей. Стройте своих людей в боевой порядок, мы идем к укреплениям на севере.

Но когда рыцари взобрались в седла, они увидели длинную колонну лучников и пикинеров, удаляющуюся от них. Англичане безо всякой помпы удирали.

— Двести пятьдесят лучников и столько же пехотинцев… — с сомнением повторил Дюнуа, когда Фоконье, во главе патрульной дюжины проводивший разведку, закончил свой доклад. — Монлери доставит нам немало хлопот.

— Мы должны взять Монлери любой ценой, — ответила Катрин, энергичным шлепком давя овода на шее своего мерина. — Мы не можем идти на Париж, оставив у себя в тылу такой сильный гарнизон.

Они ехали во главе армии, сопровождаемые пятью десятками рыцарей на легкобронированных конях. Стоял конец лета, и сельская местность являла собой разгул желтизны: луга покрывали одуванчики и дикая горчица, а поля стояли голыми под стерней. На поворотах дорог, за деревянными палисадами, защищавшими полосу огородов, вырастали деревеньки из камня и глины. По армии издали строгий приказ: никакого насилия, никакого воровства, никакого вандализма на полях. Любой, кто нарушал дисциплину, немедленно подвергался суровому наказанию; последнее, чего хотела Катрин, — это оттолкнуть от себя людей, которых они пришли спасать от оккупантов.

— Несомненно, — притворно вздохнул рыцарь. — Но как вы нас вовсю гоните, чтобы взять этот вонючий город — это выше моих сил. — Он демонстративно помахал у рта носовым платком, щурясь от смеха. — Черт возьми, парижане так любят англичан, что нам бы следовало их