Катрин весело и снисходительно посмотрела на молодого дворянина. Трудно было устоять перед обаянием Дюнуа. В любых обстоятельствах он проявлял такую жизнерадостность, смесь легкомысленности и иронии, такую живость, что его любили все. Кроме того, к тому же он был грозным воином большого мужества, в чем Катрин убедилась за последние несколько месяцев. И верным другом.

— Город будет нашим, — сказала Катрин, которую ровный шаг ее мерина убаюкивал. Большой гнедой конь был подарком короля. Ничто ей так не полюбилось, как этот конь, на котором она восседала, словно королева. — Скоро мы будем вместе пировать в Париже, и король займет свое законное место.

— Стены высокие и крепкие, на валах полно лучников, а жители поддерживают проанглийскую партию, — возразил Дюнуа с комичной гримасой. — А у нас, помимо прискорбного меньшинства в численности, разумеется, нет осадных машин.

— Осадные машины? — вмешался Дамьен Фоссойе, который ехал верхом на дюжем гнедом коне по правую руку от своего капитана. — Это что за чертовщина?

— Передвижные башни, мантелеты, скорпионы, баллисты, катапульты, — перечислил молодой рыцарь, не обижаясь на фамильярность рейтара. — Было время, когда наши предки владели великой наукой осадного искусства. Сегодня все познания, увы, утрачены.

— Откуда вам это известно? — с любопытством спросил воин.

— Из библиотеки моего отца. В ней около сотни прекрасно иллюстрированных манускриптов, читая которые, я кое-чему научился.

Катрин, призадумавшись, вдруг прикинула расстояние, разделявшее ее с красавчиком отпрыском вельможи. Дюнуа был хоть и бастардом, но все же сыном принца крови и кузеном короля. Он получил самое изысканное образование в компании со своим сводным братом Карлом Орлеанским, в то время как она с трудом разбирала письменную речь.

— В частности, я неустанно читал и перечитывал Юлия Цезаря, — продолжал он, пока они стремя в стремя скакали к опушке дубовой рощи. — Гений военной стратегии. Он напоминает мне вас, мадам.

Катрин с легкой усмешкой повернула голову:

— В самом деле?

— В самом деле. Я видел, как вы совершили столько чудес с тех пор, как началась наша кампания, что поверил, что вы, как говорят, немного колдунья.

— В колдовстве нет нужды. — Она провела рукой по своей гибкой и легкой черной кольчуге, сделанной по ее мерке (еще один подарок короля), выгадывая время, чтобы привести в порядок мысли. — Я женщина прагматичная, вот и все.

Позади них, смешиваясь с топотом копыт, раздавался гул от основной части войска, растянувшегося на пол-лиги. Несмотря на плачевное состояние дороги — грунтовой колеи с заросшими кустарником обочинами — армия продвигалась темпами, которые многие считали невозможными. Скорость, мобильность, гибкость. Катрин всегда придерживалась этой тактики и не видела причин ее менять. Во время своего сумасшедшего рывка на север они с минимальными потерями взяли Жьен, Шартр и Немур, а англичане, ошеломленные такой дерзостью, отступили, проклиная Ведьму. Они назначили цену за ее голову и стали отправлять за ней наемников и авантюристов всех мастей.

— Должен ли я заключить, мадам, что эта прагматичная женщина нашла способ открыть ворота Монлери?

Наступали сумерки, и Катрин, проезжая мимо большого фермерского дома, приютившегося на склоне холма, остановила лошадь.

— Ну да, — уверенно заявила она. — Было бы бесполезно пытаться штурмовать. Хороший капитан — он чего не может получить силой, того старается добиться хитростью.

Повозка тяжело катилась по дорожной щебенке, скрипя всеми осями под грузом дров. Катрин, спрятавшаяся за вязанками, чувствовала, как неровности дороги отдаются у нее в костях, но не смела пошевелиться, чтобы переменить положение на более удобное. Устройство их тайника потребовало кропотливости, изобретательности и известного безразличия к комфортности. Совсем рядом с собой она слышала дыхание двух спутников, так же затаившихся в своих укрытиях, как и она.

Затем, к облегчению Катрин, упряжка покатилась ровнее, что свидетельствовало о том, что она выехала на мощеную дорогу. Полдюжины рейтаров, переодетых лесорубами, которые сопровождали ее, подстегивали волов.

Повозка встала. Осторожно глянув из-под парусины, она обнаружила, что они добрались до въезда в обнесенный стеной город и ожидают в хвосте редкой вереницы крестьян. Садящееся на западе солнце окрашивало стены в золотисто-розовый цвет. Она хорошо рассчитала время их прибытия: с наступлением темноты Монлери закрывал свои ворота. Повозка тронулась. Снова остановилась.

— Что в этой телеге? — спросил скучающий голос.

— Дерево, и самое наилучшее, мессир, — отвечал Фоссойе с должной долей почтения.

Из-за груды бревен Катрин скорее угадала, чем разглядела арочный свод главного входа, где стражники тем временем осматривали груз. Стражники в красно-золотых мундирах — цвета Бургундии. Бургундцы? Черт!

— Я тебя не знаю, — сказал тот же скучающий голос. — Как так?

— Мне сказали, люди здесь платят справедливую цену. Уж конечно, человек имеет право продавать свой товар там, где его труды оценят.

— Налог — пятнадцать солей. Есть у тебя чем заплатить?

Фоссойе, что-то бормоча, открыл кошелек и зазвенел медными монетами.

— Ты со своими парнями можешь заезжать. Стол сборщика налево.

Повозка снова тронулась, подпрыгивая на ухабах, проехала через ворота и снова остановилась перед писцом, который собирал городские налоги. Фоссойе вяло поспорил насчет суммы налога — не сделать этого было бы подозрительно — и выложил монеты на стол.

Затем повозка выехала на улицы Монлери, гудевшие от непрестанного шума. Крики разносчиков воды и торговцев едой смешивались с криками шлюх у окон, зазывающих клиентов, руганью кучеров и домашними ссорами. Почти лишившись обзора, Катрин сосредоточилась на других чувствах, чтобы следить за их путешествием. Ей щекотал ноздри запах жареного мяса из лавок на улице Жаровень, а на улице Булочников — свежего хлеба.

Рядом с конюшней у постоялого двора был задний дворик. Там они распрягли волов, оставив деревянную повозку в глубине двора. Катрин окоченела с головы до ног, но выжидала. Она ожидала так долго, что наступили сумерки и выглянул полумесяц. Возились в конюшнях конюхи, приходили и уходили служанки.

От внезапного топота сапог у нее встали волосы дыбом. Во дворе раздались громкие голоса с интонациями военных:

— Уберите-ка этот чертов верх!

Сердце Катрин бешено заколотилось. Все пропало. Черт, черт, черт… Когда солдаты начали шариться в бревнах, она предпочла выйти с оружием в руках, чем быть затравленной, как олень. Леонс и Марсьяль последовали ее примеру. Их окружили несколько бургундцев — мечи обнажены, луки и арбалеты наготове.

Катрин во мгновение ока оценила ситуацию. Сопротивление означало бы смерть для нее и ее людей, бессмысленную и бесполезную смерть. Я не позволю своим людям погибнуть из-за меня. Придется сдаться. Другого выхода нет.

— Бросайте оружие! — прорычал офицер.

Мысли Катрин вихрем закружились в водовороте тревожных колебаний. Сдаться — да, но оставят ли их в живых? Здесь не поле