лиходея запись в дневнике, который велся им с юношеских пор. До сих пор помню следующие строки: «Трет. дня нашел в доме записку с откровен. мадригалом, посвящ. моей супруге. Автор стишков явно перешел границы дозволенного. Вчера увидел, как Наденька посылает воздуш. поцелуй пр-ку. Так вот кто автор мадригала! А, может, я уже числюсь в рогоносцах?! О, подлость людская!.. Death to the scoundrel!» То есть, смерть негодяю!

Когда эта запись была найдена, помещик не стал отнекиваться и юлить, признался, что смертельный удар в сердце служителя нанес именно он. Совершить столь отчаянный шаг его заставили ревность и обостренное самолюбие… Вот такие разыгрались страсти в отдельно взятом имении… Ну, довольно воспоминаний. Кто, господа, намерен взглянуть на тело?

Первым желание изъявил Хитрово-Квашнин. Обследовав раны, он дотошно изучил одежду убитого, взглянул на часы и украшения, проверил карманы, что-то поднял с земли. Потом над трупом склонился, сопя и отдуваясь, Иванов, за ним – Зацепин. Последним осмотрел несчастного француза Беклемишев.

– Тело можно забирать с места преступления! – скомандовал старший заседатель, прикладывая к взмокшей шее носовой платок. – Нечего ему здесь валяться.

– Куда прикажите везти убиенного, ваша милость? – спросил приземистый рыжий крестьянин, выставив перед собой носилки.

– А-то не знаешь! – рявкнул Иванов неприятно-резким тоном. – В усадьбу Черновых, где он и обретался все последнее время!

– Виноват!.. Известно, дело мужицкое, темное… Где нам знать…

– Не рассуждать!

Крепостные погрузили мертвого на носилки и, косясь на ершистого поручика, поспешили прочь с прогалины к стоявшей на обочине лошади с телегой. Вайнгарт снял очки, проморгался и посмотрел на старшего заседателя.

– Что скажете, Панкрат Фомич?

Тот скривил губы и демонстративно хмыкнул.

– Тут и гадать нечего, француз поплатился за свое волокитство. До Петродара доходили слухи, что он уж больно развязан с замужними дамами. Россия не Франция, у нас с этим строго.

Губы доктора тронула едва заметная усмешка, и он, методично протирая очки носовым платком, перевел взгляд на Хитрово-Квашнина.

– Ваше мнение, Евстигней Харитоныч?

– Я бы не стал делать скоропалительных выводов, – сказал штабс-ротмистр, подняв с земли палку несчастного грибника. – Расследование покажет. На данный момент скажу: на Сирро, зашедшего в рощу по грибы, напал человек, вооруженный карманным ножом. Удары наносились, как попало. Может, в дикой злобе и ярости, может быть, из мести. Нельзя исключать нападения сумасшедшего. Убийцей вполне могла быть брошенная или обманутая женщина или девушка. В этом случае силы представительниц слабого пола утраиваются… Теперь про следы. На поляне остались лишь те, что оставил убитый. Ни одного следа убийцы – они тут, конечно, были, но тщательно уничтожены… И вот что важно, простые люди, очевидно, к преступлению не причастны. У жертвы ничего не взято, ни браслета, ни часов с золотой цепочкой, ни фляжки с коньяком. – Внимательно осмотрев острый конец палки, он бросил взгляд на Аблова. – Надо бы поговорить с вашими девицами, Филипп Елизарыч.

Помещик сделал знак дворовым девкам, тихо стоявшим в тени высокой березы. Обе носили длинные косы, были в платках из набивного ситца, домотканных светлых сарафанах и лаптях.

– Как вы обнаружили тело? – резко спросил Иванов, шагнув им навстречу. – Говорите!

Девушки замерли на месте и прижались друг к дружке. Хитрово-Квашнин недовольно покачал головой.

– Панкрат Фомич! Девицы робки, пугливы, а вы с ними, словно с рекрутами. Отойдите в сторонку!.. Ну и, как звать-величать вас, красавицы?

– Марфа я, – представилась темноволосая.

– Стефанида, – потупила глаза ее русоволосая подруга.

– В каком же часу вы пошли по грибы?

– Раненько, – произнесла менее застенчивая Марфа, – А в каком часу, не ведаем. Долго ходили по роще от одной полянки к другой, от пенечка к пенечку. Набрали разных грибков: подберезовиков, черноголовиков, подосиновиков, маховичков. Видим, лукошки уж полные почти, ну, и решили: дойдем до межи – и назад. Подобрались к ней, и тут такое увидели, что не приведи Господь! Человек лежит на траве весь в крови! Страсть, как боязно, но подступаем ближе и видим, что это француз местный, Иван Иваныч Серов. Развернулись со Стешей, и бежать со всех ног к барину!

– Никого поблизости не видели? – грубовато спросил у девиц Иванов. – Может, что слышали?

Те отрицательно покачали головами. Аблов, дымя трубкой, посмотрел на Хитрово-Квашнина.

– Девиц можно отпускать, Евстигней Харитоныч?

– Пожалуй, нужды в них, вероятно, больше нет.

– Как это?! – возразил Иванов. – Они еще могут пригодиться… И хватит вам здесь распоряжаться, господин Хитрово-Квашнин!

– Вам мало только что состоявшегося разговора? – штабс-ротмистр, бросив палку на землю, строго взглянул на старшего заседателя. – Что вы еще хотели у них узнать? Ну, задавайте свои вопросы?.. Не имеются?.. Пусть идут, Филипп Елизарыч!

Старший заседатель открыл было рот, но так ничего и не сказал. Отвернувшись, он стал нервно разглаживать пятерней свой не первой свежести мундир. По знаку Аблова девушки взялись за руки и резво побежали с поляны прочь. Их сарафаны светлыми пятнами замелькали среди зелени деревьев. Иванов сплюнул на трухлявый пенек, что-то буркнул себе под нос и бесцельно зашагал по прогалине.

– Отойдем на пару слов, Филипп Елизарыч, – предложил расследователь Аблову.

Два дворянина, оттрубившие не один срок в земских исправниках, двинулись в сторону раскидистой березы. Аблов твердой походкой шел впереди. Хитрово-Квашнин,шагая следом, отметил, что к своему внешнему виду местный помещик относился, мягко говоря, небрежно. Каблуки его сапог были стоптаны, кафтан потускнел, на истертом, засаленном по краям обшлаге рукава не хватало пуговицы.

– Знаете, убийца все-таки оставил следы, – проговорил штабс-ротмистр, оказавшись в спасительной тени.

– Что вы имеете в виду?

– Отметины от трости и вот это. – Хитрово-Квашнин раскрыл ладонь: на ней лежал небольшой окурок сигары.

Аблов хмыкнул и дотронулся до окурка пальцами.

– Вы хотите знать, кто из местных господ прогуливается по округе с тростью в руке и курит сигары?.. Вельяминов, больше некому.

Хитрово-Квашнин, погладив кончики усов, задумался. Затем поглядел сквозь листву на мелкий овраг, изгибом подступавший к краю рощи.

– Вихляевка, – объяснил Аблов, проследив взгляд расследователя. – Сухая балка, выходит к речке чуть севернее Нижней Абловки.

– А там что виднеется?

Хитрово-Квашнин вытянул руку в сторону сельца, на блестевшую вдали в лучах яркого солнца красную кровлю.

– Флигель Елизаветы Артемьевны Чирковой, свояченицы помещика Чернова.

– Да?.. Все еще в девицах?

– Пережив утрату жениха, так и не вступила в новые отношения. Видно, это была настоящая любовь.

– Помню, мичман Головнин к ней сватался. Погиб в море, бедняга… Ей сейчас, поди, уже за сорок.

– Точно сказать не могу, где-то так.

Хитрово-Квашнин кивнул и с прищуром взглянул на широкоплечего поручика.

– Филипп Елизарыч, раньше или позже, но без этого не обойтись… У вас были какие-нибудь недоразумения с Сирро?

– Правильно