недоносительство. Видно, он просто спутал недоносительство с недовозительством – ведь шина не довезла его до города.

И тут уже он стал арестовывать всё подряд. Он арестовал дорогу, все деревья, росшие вдоль дороги, луг и коров на лугу, жуков на дереве и чаек в небе. Он арестовал даже запах травы, ветер и облака. Он хотел арестовать и солнце, но солнце, догадываясь о намерениях Полицейского, долгое время скрывалось за облаками. Наконец из любопытства оно выглянуло – и тут же было арестовано, как и весь остальной мир.

Стало темно и тихо.

– Ага! Попались, голубчики! – воскликнул Полицейский. – У меня не пошалишь! Я – самый главный, я – самый сильный!

И вдруг он почувствовал, что очень устал. Сон – начальник всех Полицейских и всех Полицейских Начальников – арестовал его на месте. Он лёг, подложил под голову кобуру и уснул – прямо на краю дороги.

Когда он проснулся, коровы снова щипали траву, ветерок дул, солнце сияло, и крупная божья коровка ползла по кокарде его полицейской фуражки… Полицейский смотрел вокруг недоумевая. Что-то непредвиденное произошло, пока он спал…

Мир сбежал из-под ареста!

И вдруг он понял, что это и есть Главный Закон Природы. И называется он – Утро.

Неуловимый Джо. Ковбойская сказка

Редко какой человек, прибывший в Форт Куинси по делам или оказавшийся там проездом, не завернёт в салун «Хромая Лошадь» старины Билла пропустить стаканчик и узнать последние городские сплетни. Зашёл туда и Фрэнк Занудас, один из богатейших скотоводов во всём Техасе. Он как раз прикупил новое стадо и приехал в город нанять пару толковых ребят себе на ранчо. Старина Билл налил ему обычную порцию, посетовал, как водится, на худые времена, вывалил кучу свежих новостей, сам задал несколько вопросов и вскоре был в курсе дела.

– Тебе повезло, Фрэнк, – сказал он. – Если ты ищешь подходящего парня приглядеть за стадом, то лучшего, чем Джон О'Кстати, по прозвищу Неуловимый Джо, тебе не найти. Он один стоит четырёх ковбоев.

– А почему он Неуловимый?

– Потому что смерть много раз гналась за ним по пятам, но так и не поймала. Да вон он – там, за крайним столиком. Столкуйся с ним, Фрэнк, не пожалеешь.

Занудас так и поступил. Выслушав его предложение, Джо помолчал и сказал:

– Я бы, может, и согласился, да мне не так легко угодить. Харч или там деньги – это для меня дело десятое. Мне главное – какой хозяин, чтобы свой был парень, без придирок, чтобы жить с ним душа в душу. Я ведь человек простой, хитрить не умею, врать тоже, но если меня обижают или, скажем, сомневаются в моём слове…

И Джо многозначительно похлопал себя по бедру, где висел двадцатизарядный кольт в кобуре из оленьей кожи.

Скотовод не совсем понял, куда клонит Джо, но очень обрадовался тому, что деньги для него – дело десятое. «Такого парня нельзя упускать», – подумал он про себя.

– Ну, конечно, Джо! Ты простой, а я ещё проще, ей-ей! Я камня за пазухой не держу, Джо. По рукам, что ли?

– А кстати, – заметил Джон О'Кстати, словно что-то припомнив, – порой и камень за пазухой бывает не вреден. Даже два.

– Как это? – удивился Занудас.

– А вот была такая история. Пас я тогда табуны в Оклахоме, – начал Джо. – Просыпаюсь на заре от громкого жужжания над самым ухом. Приоткрываю чуть-чуть один глаз и слышу, один москит говорит другому: «А у этого, пожалуй, кровь погорячее будет, чем у Чёрного Койота».

«Да уж погорячей! – отвечает другой москит. – Догонит он Койота, держу пари, и посчитается с ним как надо».

«Ага! – смекаю я себе. – Никак Чёрный Койот пожаловал». А надо сказать, что это был конокрад и бандит, известный по всей Оклахоме. Не столько храбростью, сколько хитростью да изворотливостью. Вскакиваю на ноги, смотрю: десяти лучших лошадей нет, только вдали слышится цоканье копыт. Прыгаю на своего вороного и бросаюсь в погоню.

Увидев, что его догоняют, Чёрный Койот бросил ворованных лошадей и припустил галопом, то и дело оборачиваясь и паля напропалую из кольта. Ну да мне от пули увернуться – всё равно что бычка заарканить, плёвое дело. Дождался я, пока у него патроны кончатся, выхватил свой двадцатизарядный. Бабах! Срезаю пулей подпругу, на которой держится седло, – даже не поцарапав бок лошадке, заметь! Свалился Чёрный Койот вместе с седлом на землю. Сейчас, думаю, возьму его тёпленького, голубчика!

Не тут-то было. Вытаскивает этот ловкач из кармана две пружины, моментально привинчивает к башмакам и даёт такого стрекача – не Койот, а чистый заяц! Каждый прыжок на пружинах – сорок футов, не меньше. На лошади не угонишься.

Но я-то все эти хитрости знаю. Соскакиваю с коня, привинчиваю ему на копыта четыре пружины – и снова в погоню. Ну и разогнались мы с вороным! Что ни скачок, то четверть мили. Вот уже настигаем Чёрного Койота, а тут нам наперерез – огромное бизонье стадо. Сейчас такие стада не часто встретишь. По рёву и грохоту – горная река, по ширине – море, и другого берега этого моря не видно.

«Всё, – думаю, – деваться тебе некуда, хитрец!» А он вдруг скидывает башмаки, прыгает на ближайшего бизона и бежит себе по бизоньим спинам поперёк потока. И то сказать, идут бизоны впритирку, так тесно друг к другу, что и оступиться некуда.

Ладно. Бросаю вороного на этом берегу, а сам бегу по бизоньему морю вдогонку за Койотом. Полчаса бежим, час – никак стадо не кончается. Я уж выдыхаться стал, как вдруг – река. Настоящая, с водой. И баржа по реке. Койот первым соскочил с бизонов в воду, доплыл до баржи, вылез на корму, радуется, большой нос мне оттуда делает. А я стою на берегу, и уж плыть сил нет, и чувствую – не догоню я проклятую баржу.

Оглянулся я: вижу, растёт поблизости молодая стройная берёзка. Засунул я за пазуху два камня потяжелее и полез на ту берёзку. Чем выше, тем больше гнётся ствол, а как я до вершины долез, так он в дугу согнулся, на землю меня возвратил. Но я берёзку не отпускаю. Наоборот, обхватил её покрепче ногами, как лошадку, погарцевал немного туда-сюда, прицелился – и разом выкинул из-за пазухи оба тяжёлых камня. Вес мой резко уменьшился, берёзка распрямилась и выбросила меня, как катапульта, в воздух – со свистом!

Чёрный Койот ничего понять не успел, как я уже обрушился на него с неба, сбил на палубу, руки связал и