сюрприз, Гарри, – с горечью доложил я себе. – К похмелью в придачу.

Теперь я видел, что за главного у них второй. Он шествовал на полшага впереди: явная дань уважения со стороны молодого и высокого. На несколько лет старше меня, годов под сорок. Над крокодиловым ремнем намек на брюшко, под первым подбородком – второй, но стригся этот парень на Бонд-стрит, а шелковую рубашку фирмы «Сулка» и мягкие туфли от Гуччи носил как воинские знаки различия. Шагая по причалу, он то и дело касался подбородка и верхней губы белым носовым платком, и я прикинул, что бриллиант на мизинце – в перстне из чистого золота – тянет на пару каратов. Часы тоже были золотые – то ли «Ланвин», то ли «Пьяже».

– Флетчер? – уточнил он, остановившись у «Танцующей».

Черные бусины глаз, как у хорька, пронзительные и без намека на душевное тепло. Хищник. Теперь я видел, что он старше, чем казалось поначалу, потому что шевелюра у него была крашеная – по всей очевидности, чтобы скрыть седину. Кожа на щеках неестественно натянутая, у линии роста волос – шрамики от пластической операции. Ему делали подтяжку. Стало быть, парень из тщеславных, подметил я на будущее.

Старый солдат. Начинал на линии фронта, но поднялся до командира. Мозг, а второй – мускул. Кто-то прислал сюда разведгруппу. Наконец меня осенило: я понял, почему те, первые клиенты, отказались от моих услуг.

Телефонный звонок, а потом личное общение с этой парочкой, и у среднестатистического обывателя навсегда пропадет охота ловить марлинов. Допускаю, что прежние мои клиенты так спешили аннулировать фрахтовку, что сильно поранились.

– Мистер Мейтерсон? Прошу на борт… – Ясно было, что эти двое приехали не за марлином, и я решил держаться скромнее, пока не проясню расклад, а потому запоздало добавил: – Сэр.

Мускул по-кошачьи мягко спрыгнул на палубу. Наброшенная на руку куртка тяжело качнулась, и я понял, что в ее кармане лежит нечто увесистое. Он встал лицом к команде и, выпятив подбородок, окинул всех быстрым взглядом.

Анджело ответил ему бледным подобием своей знаменитой прожекторной улыбки и коснулся козырька – «милости просим, сэр». А Чабби на мгновение перестал хмуриться и сердечно приветствовал гостей, но таким тоном, словно проклял их и обрек на адские муки. Не потрудившись ответить, мускул подал руку мозгу и помог ему спуститься на палубу, где тот застыл, пока телохранитель проверял кают-компанию «Танцующей», после чего Мейтерсон вошел в нее, а я последовал за ним.

Условия у нас роскошные, на все сто двадцать пять тысяч фунтов, которые я отвалил за этот катер. Кондиционер отчасти компенсировал утреннюю жару, и Мейтерсон, испустив вздох облегчения, в последний раз промокнул лицо носовым платком, после чего осел на мягкое сиденье.

– Это Майк Гаттри, – кивнул он на мускула. Тот ходил по каюте, проверял все уголки, заглядывал в каждую дверь и, честно говоря, переигрывал с крутизной.

– Приятно познакомиться, мистер Гаттри. – Я сдобрил улыбку щедрой порцией мальчишеского обаяния, но мускул отмахнулся, даже не глянув в мою сторону.

– Выпьем?

Я открыл бар. Оба взяли по баночке колы. Мне же требовалось какое-нибудь лекарство от последствий вчерашнего загула и сегодняшнего потрясения. Первый же глоток холодного пива вернул меня к жизни.

– Итак, джентльмены, могу предложить отменную рыбалку. Буквально позавчера мы выудили фантастическую рыбу, и, судя по всем признакам, она в наших водах не единственная…

Тут Майк Гаттри уставился мне в переносицу. Глаза его, карие в светло-зеленую крапинку, напоминали сотканный вручную твид.

– Я тебя знаю? – спросил он.

– Вряд ли я имел удовольствие…

– Ты из лондонских, так? – Это было сказано с демонстративным британским акцентом.

– Бросил родину-матушку много лет тому назад, браток, – с усмешкой перешел я на лондонский говор.

Не улыбнувшись, Гаттри уселся в кресло напротив моего, положил руки на стол между нами – ладонями вниз, растопырив пальцы, и снова уставился мне в глаза. Крутейший малый, круче некуда.

– Боюсь, что сегодня уже поздно, – бодренько распинался я. – Если планируем рыбачить на Мозамбикском течении, выходить надо до шести утра. Однако завтра можно собраться пораньше…

– Гляньте на список, Флетчер, – перебил меня Мейтерсон, – и скажите, чего вам не хватает.

Он протянул мне сложенный лист фулскапа, и я просмотрел рукописную колонку. Снаряжение для дайвинга и подъемно-спасательных работ.

– То есть вы, джентльмены, не рыбалкой интересуетесь? – изумился Старина Гарри, словно не веря собственным глазам.

– Мы приехали осмотреться. Только и всего.

– Вы платите, – пожал я плечами, – а мы делаем то, что вам угодно.

– Значит, у вас имеется все по списку?

– Почти все.

Когда рыбалки нет, я предлагаю неплохую скидку для фанатов дайвинга, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Поэтому у меня имеются и гидрокостюмы, и акваланги на любой вкус, а в машинном отделении «Танцующей» стоит воздушный компрессор для заправки баллонов.

– Вот только подъемных поплавков нет, и всех этих тросиков… – добавил я.

– Найдете?

– Без проблем!

У Мамки Эдди неплохой выбор судовых припасов, а папаша Анджело шьет паруса. За пару часов состряпает нам первоклассные поплавки.

– Тогда найдите.

– Хорошо. Когда выдвигаемся?

– Завтра утром. С нами будет еще один человек.

– Мистер Кокер уже говорил, что я беру пятьсот долларов в день, не считая расходов на дополнительное снаряжение?

Мейтерсон кивнул и поерзал – так, словно собирался встать.

– Нельзя ли небольшой аванс? – вежливо спросил я. Они замерли, а я заискивающе улыбнулся. – Зима выдалась долгая и голодная, а мне надо много чего докупить. Еще и катер заправить…

Мейтерсон достал бумажник и, отсчитывая триста фунтов пятерками, промурлыкал негромко:

– Обойдемся без вашей команды, Флетчер. Чтобы помочь с управлением, хватит нас троих.

Неожиданный поворот. Я оторопел.

– Если отправим их на берег, все равно придется выплатить полное жалованье. Так что сэкономить на фрахте не получится.

– Ты что, Флетчер, оглох? – Сидевший напротив Майк Гаттри придвинулся ближе. – Гони своих черномазых с катера.

Аккуратно свернув пачку пятифунтовых банкнот, я убрал их в нагрудный карман, застегнул клапан на пуговку и посмотрел на Гаттри. Заводной парень. Уже напрягся, ждет моей реакции, а в крапчатых глазах я впервые углядел хоть какую-то душу, и эта душа нарывалась на грубость. Гаттри знал, что задел меня за живое, надеялся, что я рискну отплатить ему той же монетой, и ждал этого, изнемогая от желания превратить меня в мокрое место. Руки он по-прежнему держал на столе, ладонями вниз, пальцы растопырены, и я подумал, что могу сломать ему мизинцы в межфаланговых суставах с той же легкостью, с какой ломают пару сырных палочек, а он и дернуться не успеет. При этой мысли я почувствовал