Одри.

Мой оргазм кажется гораздо более сильным, чем обычно бывает во время кульминации. Меня это не особо удивляет, потому что иногда мне кажется, что каждый оргазм, который доставляет мне папа, сильнее предыдущего. Но что меня удивляет, так это то, сколько эмоций вовлечено в этот оргазм. Я не хочу выпалить: Папа! Я тебя люблю! Я хочу сказать: Папа! Я кончаю!

Оргазм настолько силен, что, хотя мне кажется, что весь мой мир внезапно оказался под угрозой из-за моего внезапного признания в любви, удовольствие, пробегающее по моему телу, затрудняет реакцию на мою ошибку, когда я выкрикнула это.

Мой разум, может быть, и мечется, но тело удерживает меня на месте. И потом папин рот не на моей киске. Папин рот на моем. Его губы прижимаются к моим, и я автоматически раздвигаю губы, чтобы его язык мог проскользнуть мимо них и бороться с моим языком. Я даже не думаю.

Мои руки скользят под его руки и вокруг него, так что одна рука держит его за плечо, а другая лежит на затылке, пока мы целуемся. Внезапно я чувствую его член. Я сразу понимаю, что сейчас произойдет. Я не замераю, но мой разум замерает!

Это оно. Наконец-то это происходит.

Должна признаться, страх, пробежавший в моем мозгу, совершенно неожиданный, и вдруг я понимаю, что если бы я могла говорить, я бы сказала папе подождать, остановиться. Внезапно я понимаю, что боюсь этого шага!

Однако папа не просто вонзается в меня. Его член прижимается прямо к моей киске, когда он отказывается от поцелуя. Он смотрит на меня, и я не вижу похоти в его глазах. Я вижу только нежность.

— Я тоже тебя люблю, Одри, моя маленькая солнечная принцесса.

Маленькая солнечная принцесса. Ух ты.

Вы не представляете, что нечто банальное может показаться таким мощным, но это так.

— Ой, папочка!

Я выдыхаю вместо того, чтобы просить его подождать, остановиться или что-то еще. Затем я страстно его целую. Я чувствую мгновение давления и лишь намек на боль, когда его член скользит в меня. Правда в том, что я даже не знаю наверняка, есть ли вообще какая-то боль, даже намек. Я думаю, что я настолько подготовлена к этому и готова принять это, что делаю предположения по этому поводу. Я должна сказать вам кое-что, чего не ожидаю. Я не ожидаю, что моя задница внезапно сожмется вокруг маленькой стальной игрушки внутри нее. Я не ожидаю, что это будет настолько очевидно и глубоко.

Однако, когда моя киска заполнена, я определенно чувствую, что моя задница заполнена так же сильно, как огромный папин член заполняет мою заднюю дырочку. Но то, что происходит в главной дырочке, гораздо важнее, я вам скажу!

Я даже не могу осознать, насколько по-другому ощущается оргазм, когда внутри влагалища находится папин член. Я имею в виду, я, наверное, никогда по-настоящему не понимаю, как сильно моя киска пытается что-то зажать, когда я кончаю. Наверное, я никогда этого не понимала до сих пор.

Я, конечно, понимаю это сейчас, потому что, поскольку мое тело, кажется, отдает абсолютно все, что у него есть, всю силу и всю мощь, оргазму, который я чувствую, моя киска зажимается на члене папочки, разжимается и сжимается снова. Это происходит снова и снова, не только во время схваток.

Моя задница сжимает шток анальной пробки, а живот сжимается. Это очень четко отражает то, что происходит с моими мышцами живота. Это совсем не с моей киской. У меня даже нет ощущения, что моя киска на это реагирует. Это кажется гораздо более активным, чем это. Моя киска… Забудьте об этом. Я не могу это объяснить. Скажу только, что когда папочка впервые вонзился мне в задницу, для меня открылся совершенно новый мир. Я почувствовала уязвимость, которой никогда раньше не чувствовала, и чувство абсолютного удивления и близости, которого никогда раньше не ощущала. Несмотря на все это, я могла быть хотя бы немного отстраненной, анализируя ощущения и анализируя эмоции, которые наполняли мое тело и мой разум.

Не сейчас.

Сейчас происходит нечто совершенно иное. Прямо сейчас то, что происходит, больше похоже на совершенно подавляющее и невероятное откровение. Каждое ощущение кажется новым и чудесным. Даже вещи, которые я чувствовала раньше, кажутся мне незнакомыми и прекрасными.

Когда я цепляюсь за спину папы и двигаю бедрами, чтобы прижаться к нему, я чувствую, что весь мир для меня новый, как будто я вернулась в тот день, когда сошла с самолета и впервые прибыла сюда, как будто у меня был реальный опыт и вообще был в моем прошлом, но сейчас я действительно погружена в то, что значит быть женщиной, влюбленной в мужчину. Женщина влюблена в мужчину…

— Папа, я люблю тебя!

Я плачу.

— Я тебя люблю!

Я использую ноги, чтобы подтянуться, чтобы встретить его толчки, и только тогда понимаю, что обвила ногами его талию. Я снова выкрикиваю эти слова, двигаясь быстрее, по какой-то причине взволнованная, потому что на мне чулки и высокие каблуки. Прижимаясь к нему, я немного поднимаю голову и смотрю через его плечо, чтобы увидеть его тело с моими ногами в чулках. Я вижу еще лучше.

Угол какой-то идеальный, и я вижу драгоценный конец пробки, а затем прямо над ним невероятный вид моей маленькой, уже не девственной киски, растянутой вокруг его члена.

Я вижу, как его член движется внутри меня, и как бы заманчиво ни было видеть скрещенные над его задницей высокие каблуки, именно это зрелище заставляет меня кричать:

— Папа! — когда удовольствие, протекающее по моему телу, кажется, достигает совершенно невозможного уровня. — Папочка! Папа, да! Папочка!

Я думаю, что мой голос звучит так странно, намного глубже, чем мой обычный голос. Хотя я не зацикливаюсь на этом. Даже если это звучит странно, это прекрасно. Даже если это не похоже на меня, это я, и я все еще Одри. Я просто Одри, которая любит Дрейка и которая теперь знает, что Дрейк тоже любит ее.

Я Одри, которая больше не девственница. Я новая Одри.

— Папочка!

Я кричу, когда он кончает. Мои ноги сжимаются вокруг него, и я двигаюсь к нему с силой и быстро. Черт, я почти неистово двигаюсь, как будто внезапно впадаю в отчаяние и боюсь, что он собирается уйти. Я продолжаю двигаться, пока папа не пытается отстраниться. Однако я так крепко держу его, что ему действительно придется приложить ко мне руки, чтобы освободиться. Однако мне удается взять себя