Ребенок проснулся и захныкал. Морли осторожно взял его на руки и начал убаюкивать. Его же надо накормить!

Он окинул взглядом комнату, пытаясь найти что-нибудь съестное. Ничего не попадалось на глаза, и Морли вспомнил о небольшом кувшине молока, который раб-посыльный принес ему вечером из усадьбы, и о патоке, которую можно добавить в молоко. Именно то, что нужно!

Кормить ребенка оказалось довольно нелегко. Сделав из чистой тряпицы некое подобие соски и время от времени смачивая ее в молоке, Морли с грехом пополам накормил новорожденного. Малыш сосал весьма охотно, и это значительно облегчало Морли его задачу. Когда же ребенок наелся и заснул, Морли осторожно положил его обратно на кресло и, усевшись рядом, стал размышлять, как поступить дальше.

Будь дома Сэм, никаких вопросов бы не возникло. Родственник разобрался бы во всем и нашел способ уладить дело. Но Сэм был далеко, в Филадельфии, и домой его ждали только через несколько недель. Ведь не мог Морли оставить ребенка у себя — у него не было ничего, что обычно требуется новорожденным, а сам он не кормил маленьких детей и не ухаживал за ними. Кроме того, жизни малыша, как предполагал Морли, все еще угрожала опасность.

Итак, заключил Морли, надо спрятать ребенка в надежном месте, а затем поговорить с Сэмом. Кто бы мог взять малыша к себе? На кого можно положиться?

Наморщив лоб и расхаживая по комнате, Морли перебирал в уме своих многочисленных друзей и родственников, прикидывая, кому из них можно доверить малыша. После непродолжительного раздумья он решил, что лучше всего отвезти ребенка к своему двоюродному брату Эндрю Уокеру. Эндрю держал частную школу в Питерсберге, небольшом городке на реке Аппаматак. Он был добрым и отзывчивым человеком, и жители городка уважали его. Лучшего места, подумал Морли, для ребенка, чем Питерсберг, не найти: далеко от Уокер-Ридж — малыш будет там в безопасности, а когда все уладится, ребенка будет нетрудно забрать оттуда. До городка Морли мог добраться дней за пять, если повезет, конечно.

Морли хорошо знал и жену Эндрю, Марту. За десять лет, прожитых с мужем, Марта рожала несколько раз, однако дети появлялись на свет мертвыми. Сейчас, кажется, супруги уже смирились с мыслью о том, что наследников у них не будет никогда. Да, подумал с грустной улыбкой Морли, последнему поколению Уокеров явно не везет на детей. Но как бы там ни было, кузен и Марта наверняка обрадуются малышу и охотно примут его.

Разумеется, надо взять с них обещание никому не рассказывать о шести пальцах на ноге у малыша. Ведь может статься, что его подозрения обоснованны. Если о ребенке узнает Констанция, жизнь малыша снова окажется в опасности. Конечно, Эндрю и Марта дадут такое обещание — он и сам в свое время поступил так, когда его попросил Сэм, — но они скорее всего подумают, что это его собственный незаконный сын, которого он пытается спрятать подальше от людских глаз.

Морли еще раз взглянул на малыша, и его лицо неожиданно просветлело. Ну и пусть думают что хотят, решил он. Какая разница, если ребенка удастся спасти? А он… за ним и так тянется дурная слава, и от того, появится ли на его репутации еще одно пятно, ничего не изменится.

Приняв решение ехать к Эндрю и Марте, Морли начал собираться в дорогу. В имении Уокеров он был надсмотрщиком за рабами, однако Сэм дал ему это место из милости и не особенно строго следил за тем, как он выполняет свои обязанности. Вот уже много дней Морли беспробудно пьянствовал, и его внезапное исчезновение не вызвало бы ни у кого подозрения. Если они и вспомнят о нем, то наверняка вообразят, что он снова напился и проводит время с какой-нибудь непотребной девкой.

Решение отвезти ребенка к брату и Марте далось Морли нелегко. Он долго колебался, опасаясь, не допустил ли он ошибку и нельзя ли объяснить случившееся по-другому. Впрочем, в одном сомневаться не приходилось — если бы Морли не услышал крик на берегу реки, ребенок, мирно спавший на кресле возле камина, был бы сейчас мертв. Исполненный решимости не допустить ничего, что повредило бы младенцу, Морли провел ночь в размышлениях, тщательно взвешивая свои выводы. До утра он покормил ребенка еще два раза. Беря малыша на руки, он всякий раз чувствовал, что его сердце начинает сильно биться от волнения.

К утру буря улеглась, хотя дождь все еще моросил. Морли понимал, что путь будет нелегким. Приблизительно за час он полностью приготовился к отъезду — оседлал лошадь, запасся едой, собрал все, что могло оказаться необходимым для малыша, и, наконец, надел дорожный плащ. Пожав плечами, посмотрел в окно, пытаясь определить, какая будет погода, и пошел к камину, чтобы взять малыша, заботливо завернутого в одеяло. Приподняв край одеяла, Морли заглянул ребенку в лицо, и их глаза на мгновение встретились.

На лице Морли появилась улыбка.

— Да, приятель, тебе чертовски повезло. Не окажись я возле речки, ты сейчас был бы уже на том свете.

Ребенок тихо вскрикнул и сунул кулачок в рот. Морли засмеялся и пошел к двери.

— В самом деле, — произнес он, выходя из дома, — пока тебе сопутствует удача. Надо же такому случиться: вчера я решил вернуться домой, а обычно остаюсь ночевать в таверне. И потом тебе еще раз повезло, когда я услышал твои крики. Даже молния принесла тебе счастье: не сверкни она, я, наверное, не нашел бы тебя!

Подойдя к лошади, красивому и крепкому гнедому скакуну, Морли стал размышлять, как подняться в седло и не уронить при этом ребенка. Момент был ответственный, но все закончилось благополучно, и Морли, держа малыша на руках, тронул коня.

Несколько минут прошли в молчании.

— Ты знаешь, малыш, — прошептал наконец Морли, — пока тебе везет. Я не знаю никого, кому везло бы больше. Подумать только, если бы… — Он покачал головой. — Впрочем, лучше не думать об этом. По-моему, тебе нужно имя. Поблизости никого нет; я фактически заменяю тебе отца, так что честь дать тебе имя принадлежит мне. — Морли глубоко вздохнул и пристально взглянул на малыша. — Ты, конечно, можешь не соглашаться, но, я считаю, лучшим именем для тебя будет Чанс.[2]

Ребенок зашевелился, как будто хотел что-то ответить. Морли улыбнулся.

— Тебе нравится? — сказал он. — Что ж, отныне тебя зовут Чанc. Чанc Уокер. И будем надеяться, — добавил Морли уже более серьезно, — нам повезет и сейчас. Дорога впереди длинная, и кто знает, что случится с нами в пути. Кроме того, еще неизвестно, как нас примет кузен. Хотя… — он взглянул на младенца, — верю, что удача улыбнется нам и на этот раз!

И знатная девица им предстала

В тот самый день. Боярышника цветом

Был юный лик, а щеки — цветом яблонь,

И очи — соколиными. Слегка,

Как лепесток цветка, был вздернут носик.

Альфред Теннисон «Королевские идиллии»[3]