— Это не смешно, Федор, — поморщившись, сказал Корнеев. — Во-первых, за тигрятину мы бы с тобой просто не расплатились, а во-вторых, никаких поводов для веселья в этой истории нет. Я понимаю, ты служишь в серьезном ведомстве и привык заниматься совсем другими проблемами — терроризм, шпионаж… Что тебе какие-то тигры? Что есть они, что нет их — тебе, москвичу, генералу, это безразлично. Вот если бы вымерли коровы или, к примеру, свиньи, ты бы это почувствовал, Отбивные-то, небось, по-прежнему любишь? А тигры что? Подумаешь, тигры! Жалко, конечно, но, с другой стороны, об этом очень легко забыть, перестать думать. Мы ведь тоже не вечны. Вымрут тигры, мы тоже рано или поздно умрем, а правнуки наши даже и не вспомнят, что жил когда-то на свете такой зверь — уссурийский тигр. Будут про него в учебниках читать, как про динозавров. Вымерли, мол, в процессе естественного отбора, не выдержав конкуренции с царем природы…

Федор Филиппович перестал жевать, аккуратно положил вилку на краешек тарелки и, промокнув губы салфеткой, внимательно всматривался в лицо собеседника. Корнеев был очень взволнован. Он говорил горячо и торопливо, словно боялся, что его перебьют, не дадут договорить. На скулах у него заиграли желваки, глаза сузились, и каждую свою фразу он подчеркивал, ударяя ребром ладони по краю стола. Удары эти постепенно усиливались, посуда на столе начала тихонько позвякивать, и Федор Филиппович понял, что на них вот-вот начнут оглядываться.

— Погоди, — сказал он, дождавшись короткой паузы в речи Корнеева, — не ломай мебель. Ты чего раскипятился? Я же с тобой не спорю. Охрана природы — дело важное. Может быть, даже гораздо более важное, чем те дела, которыми занимаюсь я. В конце концов, когда лет через сто все мы почувствуем нехватку кислорода, террористам станет не до терроризма, а шпионам — не до шпионажа… И я очень рад, что этим делом наконец-то занялись серьезные, состоятельные люди, умеющие не только болтать, но и делать деньги. А с другой стороны, до нехватки кислорода мы можем просто не дожить. Нажмет какая-нибудь обкуренная сволочь на кнопку, и вымрем все, как динозавры, вместе с тиграми и лягушками… Так что, Николай, мы с тобой оба заняты важными делами: ты своим, а я — своим. Ты достаточно слабо разбираешься в специфике моей работы, а я в твоей вообще не разбираюсь. И это нормально, разве нет? Короче говоря, я был бы тебе благодарен, если бы ты перешел непосредственно к делу.

Корнеев неопределенно хмыкнул и подлил ему водки. Федор Филиппович не стал возражать, хотя его рабочий день еще не закончился.

— Видишь ли, — сказал Корнеев, — весь фокус в том, что я говорю именно о деле. Отстрел уссурийского тигра — очень прибыльный бизнес, приносящий огромные деньги. А наш Фонд чуть ли не с первого дня своего существования прилагает определенные усилия к тому, чтобы этот бизнес прикрыть…

Он замолчал, выжидательно глядя на Федора Филипповича. Генерал в уме сложил два и два, и полученный результат ему, мягко говоря, не понравился.

— Погоди, — сказал он. — Ты ведь говорил что-то об экспедиции, которую вы отправили туда прошлой весной… Корнеев молча кивнул.

— То есть ты хочешь сказать…

— Экспедиция не вернулась, — подтвердил Корнеев. — Просто исчезла, словно испарилась. И никаких следов. Потапчук задумчиво побарабанил пальцами по краю стола.

— Расследование?.. — спросил он, заранее зная, каким будет ответ. Корнеев безнадежно махнул рукой.

— Как ты себе это представляешь? Разумеется, расследование было, и спасатели с месяц летали над тайгой… Но это же тысячи квадратных километров! И не степи, заметь, а тайги. А тамошний персонал, сам понимаешь, по пальцам пересчитать можно. Конечно, мы не нищие, с финансированием поисков проблем не было. Их искали даже зимой — с воздуха, разумеется. Но… Ну я же тебе говорил: это бизнес. И речь ведь не только о тиграх. Незаконные лесоразработки, например. Ведь древесина тысячами, миллионами кубометров уплывает в Китай. И не какая-нибудь сосна или осина, а кедр! А они из нее палочек нарежут и нам, дуракам, продают — экзотика! Словом, из этих мест выкачивают сумасшедшие бабки, и местные власти наверняка в доле. Понятно, что экспедиция, которая целое лето шастала по тайге, внимательно смотрела по сторонам и все мотала на ус, горячей любви у них у всех вызвать не могла, и, когда она пропала, все вздохнули с облегчением. Понятно также, с каким рвением они эту экспедицию искали…

— М-да, — сказал генерал Потапчук. Все это было ему понятно, но он по-прежнему не мог взять в толк, чего Корнеев хочет от него, генерала ФСБ Потапчука, лично. — Ну, а вы сами что же?

— Видишь ли, — со вздохом ответил Корнеев, — по плану экспедиция должна была вернуться осенью, перед самыми снегопадами. Кроме того, сам понимаешь: человек предполагает, а Бог располагает. Мало ли что могло вызвать задержку на неделю-другую! Какой-нибудь несчастный случай, поломка оборудования, неожиданный разлив какого-нибудь ручья, из-за которого им пришлось дать сто километров крюка по бурелому… Причин могут быть сотни. Словом, когда стало ясно, что они пропали, снаряжать собственную поисковую партию было уже поздно. То есть мы пытались искать там, куда смогли добраться, но ты же понимаешь: холода, снег, никаких следов… Короче говоря, в данный момент мы заканчиваем подготовку масштабной экспедиции, которая должна будет выяснить, что случилось с нашими людьми, а заодно и собрать данные, которых мы не получили в прошлом году. Но главное — люди… Знаешь, я все еще надеюсь отыскать их живыми. Тайга — это, конечно, не Новый Арбат, но и не Марс все-таки, не Венера! Можно как-то выжить…

— Это если против тебя только погода, — заметил генерал Потапчук.

— Вот об этом я и говорю, об этом и думаю все время… Если бы только погода! С погодой они бы как-нибудь справились. Люди бывалые, опытные, полжизни по экспедициям. Охотники, следопыты, специалисты по выживанию… Не знаю, что должно было случиться, чтобы они даже весточку не сумели подать.

— Ну, что, что… — Федор Филиппович вздохнул. — На тигра ведь, насколько мне известно, охотятся с нарезным оружием. Карабины всякие, построенные на базе родимого «Калашникова»… А «Калашников» — он и есть «Калашников», как его ни обзывай. Против него, брат, не попрешь. Не хочу тебя пугать, но мне кажется, что живых ты не найдешь. Да и мертвых, я думаю, тоже. И вообще, тебе не приходило в голову, что, потеряв одну экспедицию, ты так же легко можешь потерять и вторую? А вкусная утка! Гораздо вкуснее, чем можно было ожидать. Даром что с ананасами.

— К черту утку, — отмахнулся Корнеев. — Я, Федор ты мой Филиппович, обо всем этом уже полгода думаю. Не поверишь, спать по ночам перестал, чертовщина по углам мерещится. Чего я только не передумал! Вот и решил в конце концов обратиться к тебе. Потапчук ждал этой фразы, но, когда она прозвучала, все равно удивился.

— Не понимаю, — сказал он. — Точнее, не вижу, чем конкретно я могу тебе помочь. Разве что поговорить с кем-нибудь из коллег, чтобы выделили в твое распоряжение взвод спецназа…

— Говорить ни с кем не надо, — быстро перебил его Корнеев, — и без спецназа я тоже как-нибудь обойдусь. То есть спецназ — это, конечно, хорошо. Перестрелять сволочей к чертовой матери… — Он не договорил, обреченно махнул рукой. — Сам понимаешь, это нереально. Вон в Чечне настоящая война, и то судебные процессы на всю страну транслируют — не того замочили, не там, не так, и не в самое подходящее время… Мне бы очень не хотелось, чтобы наш Фонд причислили к разряду вооруженных бандформирований, да и тебе лишние неприятности, я думаю, ни к чему. Карательная экспедиция — это, конечно, заманчиво, но в высшей степени противозаконно. И в то же самое время мне бы очень не хотелось, чтобы эти мерзавцы с карабинами остались безнаказанными.