Таким образом, инициатива ведения собственно боевых действий находилась в руках Германии: во-первых, потому что именно она собиралась развязать войну, во-вторых, вследствие своего географического положения, которое давало возможность переноса центра тяжести военных усилий с Запада на Восток и обратно, от чего зависели действия стран Антанты на континенте. Именно исходя из неизбежности ведения войны на два фронта и строилось оперативно-стратегическое планирование немецкого Большого Генерального штаба на протяжении десятилетий.

Как говорилось выше, если Мольтке-Старший в свое время предполагал вести войну «на измор», не надеясь покончить ни с Россией, ни с Францией в короткие сроки, то Шлиффен принял на вооружение наполеоновскую стратегию сокрушения. Цель – за 40 дней вывести Францию из войны. После быстрой победы над Францией предполагалось перенести основные усилия немецких армий на Восток и, совместно, с австро-венгерскими армиями, разгромить русских. Такой подход вызывался, прежде всего, учетом Великобритании как вероятного противника, наряду с русскими и французами, что влекло за собой экономическую блокаду Центральной Европы и выигрыш войны странами антигерманской коалиции в случае ее затягивания на долгий срок.

Поражение неприятельской коалиции по частям было возможно лишь в результате быстротечных военных действий на одном из фронтов. Мощный удар в направлении Парижа через Бельгию и разгром французов в грандиозном сражении в Восточной Франции и (или) под Парижем выводили французских реваншистов из войны. После этого победа над неповоротливой русской военной машиной представлялась несомненной, даже если бы она и затянулась на срок более года.

Как свидетельствовала история, потеря Парижа означала для французов и потерю Франции. Планирование Шлиффена, помимо оттеснения главной французской группировки к швейцарской границе и ее уничтожения, предполагало и непременное взятие столицы. Неприятель должен был быть не просто уничтожен, но и раздавлен морально. Ведь даже Наполеон в 1814 г., все еще располагая армией в 50 тыс. штыков, был принужден собственными маршалами к отречению, именно после того, как союзники вошли в Париж: бросок к французской столице, предпринятый по настоянию русского императора Александра I, одним махом привел к крушению наполеоновского режима.

То же самое, бесспорно, произошло бы и сто лет спустя, в 1914 г., как бы ни заверяла французская сторона русских, что с потерей столицы еще не проиграна война. Забегая вперед, напомним, что англичане, откатывавшиеся в августе 1914 г. под ударами немцев за Париж, уже рассчитывали на эвакуацию в Британию своего Экспедиционного корпуса, полагая, что борьба за Францию уже проиграна. Французский же главнокомандующий Ж. Жоффр, допуская возможность падения столицы, предложил правительству и парламенту переехать в Бордо. Французский автор, участник войны, также говорит: «Париж во время войны был, конечно, важной моральной целью и, с этой точки зрения, потеря его была бы гибельной. Но сверх того, падение его лишило бы нас нашего крупнейшего железнодорожного узла и – что было бы еще серьезнее – некоторых отраслей промышленности, которые были там неосторожно сосредоточены и не существовали ни в каком другом месте Франции. Именно – предприятия авиационные, оптические, точных инструментов, большая часть автомобильных. Военное значение Парижа было громадным, потеря его чрезвычайно затруднила бы продолжение борьбы»[14].

Надо сказать, что версия графа Шлиффена, несомненно, была более реалистичной и верной в военном отношении, нежели прочие альтернативные планы. Во-первых, в начале XX века, в отличие от времен Мольтке-Старшего, явственно обозначилась роль Великобритании не просто как одного из членов Антанты, а как ее лидера, готового к бескомпромиссной борьбе. «Борьба на измор» с «владычицей морей» не оставляла Германии шансов в экономическом состязании. Во-вторых, после поражения Франции, жаждавшей реванша за 1871 г., и нескольких крупных побед на Востоке можно было бы заставить русский царизм пойти на мирные переговоры, умерив свои аппетиты и предложив ряд уступок. Справедливость ставки на блицкриг в условиях угрозы войны на два фронта подтверждает и опыт Второй мировой войны: поражение Франции позволило А. Гитлеру сосредоточить главные силы германских вооруженных сил на Востоке для нападения на Советский Союз. И никакое давление англичан в Ливии, или где-либо еще на второстепенных театрах мировой борьбы не смогло нарушить планы фашистского военно-политического руководства. Иной вопрос – насколько роковым образом был недооценен военно-экономический потенциал Советского Союза.

Поэтому, даже в период Русско-японской войны 1904–1905 гг. и последовавшего после Первой Русской революции 1905–1907 гг. ослабления российских Вооруженных сил, граф Шлиффен не изменил своего оперативно-стратегического планирования, заключавшегося в обходе французских армий сильным правым крылом через Бельгию, отбрасывание французов за Париж к германской границе и их полное уничтожение в грандиозном Приграничном сражении. Ключ к победе – движение огромной массы германских ударных армий через Бельгию, чей нейтралитет в свое время был гарантирован великими державами Европы. Конечно, нарушение этого нейтралитета планировалось заранее, и немцы могли только рассчитывать на то, что бельгийцы не станут сопротивляться, что позволит германским корпусам с максимально возможной скоростью выйти на франко-бельгийскую границу, чтобы выйти в тыл главным силам неприятеля. Иными словами, граф Шлиффен не собирался застрять ни под Льежем, ни перед Маасом, дабы выдержать заданные и необходимые для победы темпы операции.

Конечно, Шлиффен не собирался жертвовать Берлином ради Парижа. Иными словами – сроки победы над французами должны были превышать те сроки, за которые русские смогли бы дойти до Берлина, преодолев сопротивление Австро-Венгрии и германских заслонов в Восточной Пруссии и Познани. Для того, чтобы и одержать решающую победу во Франции, и успеть отразить вероятный натиск русских в центр Германии, нужно было не только тщательно рассчитать сроки действий немецких армий, но и максимально понизить сроки переброски войск с Западного фронта на Восточный. Для достижения данной цели задолго перед войной было проведено строительство сквозных железнодорожных магистралей через всю Германию – тех самых магистралей, по которым должны были совершаться массовые переброски войск и техники с одного театра военных действий на другой.

Однако рискованное оперативное планирование Генерального штаба встретило на своем пути неожиданное противодействие внутри самой Германии. Определенные военные, придворные, финансовые, помещичьи круги не желали пожертвовать чем-либо, чтобы выиграть всю войну. В свое время император Александр III припугнул молодого кайзера Вильгельма II, что в случае войны наводнит Германию казаками – многочисленной иррегулярной кавалерией. Поэтому страх перед русским вторжением, представляемым в виде какого-то половодья, не оставлял врага и в 1914 г. Этот страх вынуждал немцев требовать переноса военных действий на русскую территорию в самом начале войны.

А между тем риск игры при меньшем потенциале всегда требует отдать какую-либо фигуру, дабы выиграть всю партию. Понимая, что франко-русский союз имеет в своем распоряжении больше человеческих ресурсов, нежели австро-германский альянс, Шлиффен, вдобавок ко всему прочему, строил свое планирование с учетом максимально меньших потерь. Удар через Бельгию решал судьбу кампании, в сущности, одним только маневром – гигантское окружение давало минимум возможных потерь обеих сторон в боях. Но зато – массу французских пленных и, как следствие, – вывод Франции из войны. Еще Сунь-Цзы писал: «Вообще в бою схватываются с противником правильным боем, побеждают же маневром. Поэтому тот, кто хорошо пускает в ход маневр, безграничен подобно небу и земле, неисчерпаем подобно Хуанхэ и Янцзыцзяну».