План Шлиффена во имя достижения решительной победы во Франции предполагал оставление в Эльзас-Лотарингии и в Восточной Пруссии лишь небольших заслонов, долженствовавших вести активную оборону, по сути, без надежды на решительный успех. То есть временная оккупация этих областей допускалась Шлиффеном как своеобразный «подкидной», как жертва, чтобы выиграть всю войну. Но, ослепленные мощью германского сухопутного меча, оппоненты Шлиффена не желали замечать, что блицкриг, прежде всего, есть дело тщательно выверенное и рассчитанное – тем более в условиях войны на два фронта.

Вдобавок А. фон Шлиффен был не так-то прост: он не собирался просто так отдавать французам промышленные районы Саара и Рейнской зоны. Концентрируя 70 % сухопутных войск для удара через Бельгию, Шлиффен поспешил в максимально возможной степени укрепить крепостные районы в Эльзас-Лотарингии и в Восточной Пруссии. Так, в Восточной Пруссии крепость Кенигсберг, блокировать которую полностью русские не смогли бы, в связи с господством на море германского флота, должна была сопротивляться и после допускаемой оккупации русскими всей провинции. Кенигсберг должен был приковать к себе существенную часть сил русского Северо-Западного фронта, нацеленного против Германии, и тем самым ослабить русский удар на берлинском направлении, которое естественным образом предполагалось само собой в качестве последующей стратегической цели в случае русского успеха в Восточной Пруссии.

Но политику государства в целом определял не Шлиффен. В свое время компромисс между двумя традиционными господствующими группами – монополистами тяжелой индустрии и прусским земельным юнкерством – сформировал базу режима канцлера О. фон Бисмарка. Прусское юнкерство являлось основной силой, поддерживающей существующий кайзеровский режим, и, следовательно, политическое влияние Пруссии в Германии, взятой в целом, было решающим. Соответственно, жертва Восточной Пруссией – это была жертва на «грани фола», то есть та жертва, отдать которую можно было бы в самом крайнем случае. Справедливо поэтому, что «психологический эффект от только возможных боев в Восточной Пруссии был огромен» и «иного направления вторжения в Германию, кроме как через Восточную Пруссию, русский Генштаб до ноября 1914 г. даже не планировал»[15].

Соответственно, как также пишет Л.В. Ланник, для того, чтобы сделать Восточную Пруссию «жертвой» во имя торжества блицкрига и победы в войне, «была необходима железная воля графа фон Шлиффена и его способность мыслить в рамках “большой стратегии”». После смерти Шлиффена давление прусских помещиков-юнкеров и промышленников Рура (реальных хозяев тех территорий, что могли быть подвержены временному нашествию врага в случае безукоризненного выполнения «Плана Шлиффена») вынудило кайзера Вильгельма II пойти на компромисс в деле усиления Восточного фронта в ущерб Западному.

Помимо того, настойчивое предложение Людендорфа об увеличении перволинейной армии на три армейских корпуса не прошло через соответствующие инстанции. Возможно, эти три корпуса позволили бы немцам в августе 1914 г. продолжать марш на Париж, невзирая ни на какие успехи русских в Восточной Пруссии: «Этот десяток дивизий Германия могла бы легко иметь, так как, несмотря на то, что обучено было только 70 %, внутри страны оставалось до 600 тыс. обученных, не использованных при первой мобилизации, вследствие отсутствия кадров»[16]. К началу войны германская армия уже насчитывала в своих рядах 808 280 человек, однако качественные изменения, предусматриваемые законом, еще не были до конца проведены. Военное министерство привело отговорку, что такой шаг разбавит резервистами существующие кадры. В итоге новые корпуса пришлось создавать осенью, уже после поражения на Марне, и они всего только и смогли как доблестно и бесполезно погибнуть в лобовых атаках во Фландрии.

Рисковать на грани фола после Шлиффена немцы не желали, а риск являлся единственным шансом Германии на выигрыш войны. Бесспорно, что обстановка несколько изменилась: существенное развитие получила железнодорожная сеть, увеличилась огневая мощь войск, возросло значение промышленной базы Рура и т. д. Но все-таки за 6 недель ни французы не успевали выйти в тыл германских армий через Эльзас-Лотарингию, ни русские – испепелить Восточную Пруссию, не говоря уже о том, чтобы дойти до Берлина. Тем не менее «План Шлиффена» в 1906–1914 гг. претерпел кардинальные изменения в сторону отказа от того чрезвычайно рискованного, но одновременно и единственно верного планирования, что был предложен и тщательно рассчитан генералом Шлиффеном. Поэтому, как справедливо говорит А.А. Свечин, преемники графа Шлиффена – прежде всего, генерал Х. Мольтке-Младший (племянник) – «стремились и осуществить план Шлиффена, и уберечь каждую пядь германской земли от неприятельского вторжения. Они являлись в одно и то же время представителями идеи стратегии сокрушения и стратегии измора, несовместимых по самой природе своей»[17].

Согласно измененному планированию, восточнопрусская и лотарингская группировки получали существенное приращение сил. Достаточно сказать, что по «Плану Шлиффена» более ½ всех германских сил на Западном фронте должны были быть развернуты в 35-километровой полосе прорыва между голландской границей и Мальмеди. А ведь армия всегда имеет какие-то ограниченные пределы своих возможностей, и нельзя одновременно быть сильным везде. Тем самым ослаблялась главная группировка сил в Бельгии, сосредотачиваемая для сокрушительного удара по Франции, ибо невозможно быть сильными повсюду. «Погоня за двумя зайцами» в итоге привела к проигрышу войны. Именно поэтому незадолго до своей смерти в начале 1913 г. граф Шлиффен опубликовал в открытой печати статью, где резко критиковал изменения, внесенные Х. Мольтке-Младшим в шлиффеновский стратегический план предстоящей Большой Европейской войны.

«План Шлиффена»

Если русский и особенно французский военные планы являлись малореалистичными, так как исходили из заведомо неверных предпосылок относительно характера и хода первых операций, то немецкий план в своем изначальном варианте, как представляется, имел несомненный шанс на успех. После 1892 г., когда был заключен русско-французский союз, Шлиффен уже не рассматривал вариантов первого удара против Российской империи. Теперь вся военно-теоретическая мысль немецких генштабистов была направлена на разработку планов разгрома Франции в кратчайшие сроки (в 1913 г. преемник Шлиффена на посту германского Большого Генерального штаба Х. Мольтке-Младший окончательно свернул запасные наработки относительно нанесения первого удара на Восточном фронте).

Если во Франции и России оперативно-стратегическое планирование доводилось лишь до уровня первоначальных операций, то немцы к 1914 г. имели на руках реальный план по выигрышу войны на континенте путем детальной разработки вывода из войны одного из вероятных противников – Франции в короткие сроки – около двух месяцев. План графа Шлиффена базировался на нескольких основных предпосылках: