Тихо жужжали электроприводы. Внутри утратившей герметичность кабины царил такой же холод, как снаружи, вдобавок тут ощущался каждый ухаб дороги, и от этого езда превращалась в сплошную муку.

Впрочем, Нирон уже не обращал внимания на дискомфорт. За истёкший суточный цикл[1]вся его жизнь превратилась из плавного, предсказуемого и распланированного бытия в сплошной хаос непредвиденных обстоятельств.

Вездеход преодолел пологий спуск, и теперь его широкие ажурные колёса продавливали многометровую толщу вездесущего реголита, оставляя за собой глубокую колею, но Нирон даже не заметил, когда закончился участок древней дороги и началась зыбкая предательская равнина, — его сердце глодал ужас, а мысли в голове путались, прихотливо перемежаясь между событиями уже произошедшими и только предстоящими…

Всё началось во время прошлого рассвета.

О’Релли унаследовал должность главного инженера города Аулия после кончины своего отца. В вопросах правопреемственности никто не решался оспаривать традиции тёмных веков, сформированные жестоким опытом борьбы за выживание. После постигшей Селен катастрофы прошли тысячелетия; практически все знания древней цивилизации были утеряны, а остаточное население планетоида сосредоточилось в городах-убежищах, выстроенных далёкими предками в толще скальных массивов кольцевых гор.

От сложной техники великой цивилизации остались лишь одичавшие сервы, обитающие на мёртвых просторах Селена, да наиболее бесхитростные механизмы, с помощью которых городским инженерам кое-как удавалось поддерживать нормальный температурный режим да обеспечивать население водой и воздухом.

О’Релли учился инженерному делу с малолетства. Как только сыну исполнилось пять циклов, отец начал постепенно знакомить его с этими механизмами. Так было всегда из века в век, от поколения к поколению. В условиях Селена синонимом слова «власть» стал термин «знание», и никто не смел противиться этому, — самому тупоголовому из горожан было понятно, что без воздуха и воды он не проживёт и дня, а значит, тот, кто владеет доступом к системам жизнеобеспечения и способен управлять ими, безраздельно правит городом.

Для сына главного инженера жизнь казалась простой и понятной. Он ясно представлял своё будущее, и даже преждевременная кончина отца, взвалившая, на плечи молодого Нирона тяжкий груз повседневных проблем, не могла поколебать его уверенности в завтрашнем дне.

Он вступил в должность и прекрасно справлялся с ней, не желая для себя иной судьбы.

Всё изменилось внезапно.

…Стояло раннее утро. Обжигающий диск звезды едва показался из-за иззубренных скал, но его лучи уже коснулись огромного, чистого, как слеза, Солнечного Камня, вмонтированного в куполообразный городской свод. Исполинский, тщательно отполированный кристалл кварца концентрировал энергию света и направлял её вниз, в недра города, где в изолированных помещениях под воздействием высоких температур происходило таинство превращения вулканических пород в столь необходимые для жизни воздух и воду.

Нирон, вопреки правилам, не присутствовал при начале процесса, этим утром он покинул город, чтобы произвести ревизию реголитных копей карьеров, где добывался так называемый «воздушный камень». О’Релли не удовлетворяла концентрация необходимых минералов в добываемой руде, и он решил, что наступила пора разведать новые месторождения, благо дно кратера представляло собой застывшее лавовое море и отыскать на его поверхности необходимый минерал было достаточно просто.

Нирон никогда не проявлял беспечности. Он знал, сколь опасны мёртвые просторы Селена, как обманчива их кажущаяся необитаемость, но Аулия уже давно не подвергалась набегам сервов или изменённых. После образования Союза между расположенными в соседствующих кратерах поселениями его родной город оказался внутри своеобразного защитного кольца и постепенно превратился в негласную столицу целого региона. Отсюда в пограничные города уходили караваны, гружённые воздушным камнем, в обмен на который торговцы получали ремесленные изделия и брикеты пищевых концентратов.

Страхи прошлого постепенно тускнели, отступали, теперь новости о жестоких атаках изменённых или внезапных набегах одичавших сервов приходили в Аулию из далёких мест, и поэтому Нирон, собираясь в короткую экспедицию, справедливо полагал, что ему будут угрожать лишь невыносимая жара да хронический недостаток кислорода в разреженной атмосфере.

…Он ненадолго остановил машину, чтобы выйти и осмотреть причудливую глыбу горной породы, отколовшуюся и скатившуюся на дно кратера во время утреннего перепада температур, когда из глубокой тени навстречу О’Релли внезапно выступили трое изменённых.

Столкновение оказалось столь неожиданным, что Нирон опешил, не успев даже подумать об оружии.

Пока он в полной прострации смотрел на изменённых, те подошли вплотную и окружили его, не предпринимая никаких враждебных действий. Двое просто встали по бокам, а третий остановился напротив, пытаясь рассмотреть лицо Нирона сквозь мягкую прозрачную лицевую маску защитного балахона.

Это было ужасно.

О’Релли ещё тогда почувствовал — нельзя ждать от подобной встречи ничего, кроме смертельных неприятностей. Пусть они не накинулись и не убили его, но чем ещё может окончиться встреча с проклятыми обитателями мёртвых равнин?

Нирон впервые видел изменённых воочию, до этого момента ему приходилось лишь слышать о них, но теперь он вполне понимал, почему зрелые, закалённые воины так люто ненавидели проклятых, отчего в скупых рассказах опытных бойцов периодически проскальзывал ужас: стоило взглянуть на мужчину, стоящего в глубокой тени скалы, как приходило мгновенное понимание — перед тобой уже не человек, а нечто иное…

Нирону было невыносимо страшно смотреть на рослого мужчину, понимая, что тот ничем не защищён от смертоносной внешней среды Селена. Весь гардероб изменённого состоял из высоких стоптанных сапог, узких бриджей и потрёпанной куртки, перепоясанной широким ремнём, отягчённым многочисленными креплениями для оружия. На нём не было ни дыхательной маски, ни многослойного термоизолирующего балахона, — жуткий незнакомец стоял на покрытом инеем реголите и спокойно вдыхал разреженный воздух Селена.

Колени Нирона вдруг начали предательски дрожать.

Он никогда не думал, что ужас может быть столь глубоким, всеобъемлющим, парализующим не только волю, но и саму способность мыслить. О сопротивлении речи не шло, — он стоял скованный ужасом, будто ему разорвали защитный балахон и ледяное дыхание чёрной как смоль тени уже превратило его мышцы в хрупкое стекло…

Однако изменённого не заботили такие мелочи, как смертельные перепады температур. Солнце уже взошло достаточно высоко, и дно кратера, разогретое его лучами, начало куриться желтоватыми испарениями, но там, где лежала тень, всё ещё стыл губительный ночной холод, разреженный, отравленный воздух змеился на границе света и тьмы, а он, глядя на остолбеневшего Нирона, лишь криво усмехнулся, нарушив наконец гробовую тишину внезапной встречи короткой утверждающей фразой: