— Налево, в прихожей.

Брюки Мориса лежали комом на стуле, а трусы валялись на полу у задней спинки кровати. Носки, как ни странно, были на ногах Мориса. Он с трудом собрал предметы своего туалета и, устало шаркая, побрел в ванную. Как только он переступил порог ванной и увидел унитаз, организм ему сообщил, что унитаз — это единственное здесь существо, в чьих дружеских объятиях он срочно нуждается. На бурные рвотные приветствия Ревиаля унитаз отозвался сдержанным молчанием. Стоя на коленях, Морис нажал кнопку на крышке унитаза, и тот благодарно заурчал. Очередным потрясением для Ревиаля стало его отражение в зеркале над умывальником. Таким он себя не видел давно. Он оттянул нижние веки и потер щетину на щеках. В очередной раз осознал, что ничего не помнит из своего ближайшего прошлого. Он поплескал воду на лицо и вытер его висевшим на крючке полотенцем. Обреченно фыркнув, Морис стал поспешно облачаться в одежду. После этого он оперся о раковину умывальника, еще раз посмотрел на себя мутным взором, натужно выдохнул воздух и направился к двери. За скрипом двери последовал громкий женский возглас:

— Сюда иди!

Морис покорно двинулся на голос. Навстречу ему семенила шатенка с низко опущенной головой. Она молча отодвинула его рукой и направилась в освободившуюся ванную. Морис проводил ее недоуменным взглядом и направился туда, откуда она вышла. Дорога привела его на кухню. На стуле позади большого стола сидела блондинка в развязной позе. Ее голая округлая коленка торчала над краем стола, так как пяткой этой ноги она опиралась о стул, на котором сидела. На ней был легкий пеньюар. В руке она держала высокий стакан с апельсиновым соком. В другой руке, которой она обхватывала ногу с задранной коленкой, был круассан. В ее взгляде, направленном на Мориса, под безмятежным безразличием сверкали искорки любопытства, ехидства и иронии. Морис хмуро поздоровался:

— Доброе утро.

Софи беззаботно отозвалась:

— Доброе утро.

Она указала круассаном на бокал, стоящий на столе:

— Выпей, тебе полегчает. А то на тебя смотреть больно.

Морис поднял бокал и поднес к носу, в нос ударил запах коньяка. Ревиаль закашлялся. Софи, с любопытством наблюдавшая за ним, посоветовала:

— Ты залпом пей.

Морис, борясь с рвотным позывом, влил в себя содержимое бокала и несколько секунд стоял с вытаращенными от ужаса глазами, ожидая, что его вырвет.

Блондинка отпила из стакана сок и облизнула верхнюю губу.

— Вчера это у тебя это получалось лучше. Что будешь на завтрак? Есть сыр, паштет, багет.

Морис неопределенно пожал плечами. Софи, в свою очередь, явно не собиралась вставать с места. Во всяком случае, она не предприняла для этого ни малейшей попытки. Она откусила круассан и продолжила:

— Холодильник у тебя за спиной, кофемашина рядом с ним.

Морис оглянулся и в нерешительности замялся на месте. Он вдруг почувствовал облегчение. Тяжесть в голове таяла, как весенний снег на солнце, и ее остатки струйками скатывались куда-то по телу вниз. Облегчение вытащило из исчезающей апатии пробуждающееся желание, точь-в-точь как как фокусник из шляпы вынимает кролика. Желание из смутного и неоформленного перерастало в более ясное и настойчивое. Морису хотелось как можно быстрее покинуть этот дом. Единственное, что его удерживало — это соблюдение общепринятых приличий.

Из-за спины Ревиаля появилась Элиза:

— Я освободила ванную.

Она двумя руками перехватывала резинкой хвост из своих волос на затылке. Софи со вздохом положила круассан на стол, поставила рядом стакан с соком и опустила на пол торчавшую над столом ногу. Направляясь в ванную, она посмотрела на подругу:

— Ты его покорми, а то он стесняется. Опохмелиться ему я уже дала.

Морис все отчетливее ощущал себя не в своей тарелке. Складывалось ощущение, что его здесь воспринимают на уровне приблудного пса, о котором необходимо заботиться, коль скоро его удосужились приютить. Элиза тихо сказала:

— Садись за стол, не стой на пути как столб. Сейчас все будет готово.

Морис потерянно плюхнулся на стул. Действовала Элиза, в отличие от флегматичной Софи, быстро, если не сказать молниеносно. Сначала раздалось шипение горячей сковородки и одновременно с ним урчание кофемашины. Потом на столе появились три тарелки. Из них вкусно пахло яичницей с беконом. Рядом с тарелками возникли ножи и вилки. А перед Морисом была водружена еще и кружка с кофе. Элиза тем временем продолжала чем-то шуршать и звенеть. Она поставила на стол тарелку с багетом, сыром и банкой паштета и только после этого села за стол напротив Мориса. Усаживаясь на стуле, она вопросительно посмотрела на Мориса:

— Ты чего не ешь?

И тут на Мориса накатили ощущения его давнего детства. Он вдруг явственно представил себя ребенком, таращащим глаза из-за края обеденного стола, а мама его подгоняет: «Ты чего не ешь? Ешь быстрей, а то в школу опоздаешь».

Морис виновато двинул бровями и услышал свой смущенный голос:

— Вас жду.

Элиза деловито окинула взглядом стол и посмотрела в лицо Морису:

— Еще выпьешь?

В этом ее взгляде были одновременно и сострадание, и забота.

Морис в раздумье свел брови к переносице, потом махнул рукой:

— А давай.

Пока Элиза наполняла его бокал, Ревиаль вдруг реально ощутил, что его отношения с этими женщинами перешли в какую-то новую, совершенно непонятную и неизвестную ему фазу. Такого с ним еще не случалось. Морис с удивлением отметил, что его новые знакомые, в отличие от него, в сложившейся ситуации ведут себя непринужденно и обыденно. Или это только ему кажется? Может, они тоже чувствуют себя неловко, просто не выпячивают это?

Во всяком случае, они не драматизировали ситуацию и не выглядели женщинами на грани истерики. Ревиаль тут же нашел для себя оправдание: «Им проще — их двое, а я один. Между ними солидарность, они чувствуют плечо друг друга».

Во всяком случае, совершенно ясно было то, что все вчерашнее осталось для Ревиаля где-то позади, во мраке. А вот день сегодняшний, похоже, готовит для Ревиаля сюрпризы. Начиная с того, что сейчас ему предстоит заново познакомиться с этими женщинами. Нет, имена друг друга они, конечно, знают и помнят. Но почему-то и он и они воздерживаются их произносить вслух. Это странное утро провело черту между вчера и сегодня. Между ними пролегла пропасть этой непонятной ночи. Сейчас, утром, встретились знакомые люди, которые толком друг о друге ничего не знают. Или это только один Ревиаль попал в двусмысленность зазеркалья? Может, остальные в этом зазеркалье живут давно и счастливо? Мориса подмывало немедленно спросить, что же было этой ночью. Но его также безотчетно страшил