Савельев посмотрел карту и кивнул:

— Понял. Путь замечен отчетливо, не заблудимся.

— Вот и добре, а я атаману доложу о встрече, и мы будем держать наготове плоты для переправки коней и ратников.

— И все-таки удивительно, — заметил воевода, — ваша станица довольно близко к Крыму, а крымчаки вас только беспокоят, не разоряют.

— Слышал я, ты хорошо знаком с атаманом Багоном, это так?

— С Алексеем Михайловичем из станицы Степановки, да сотником Иваном Рыгло из поселка Крепин? — улыбнулся Дмитрий. — Как незнаком? Они спасли нас, когда ходили в земли Малых ногаев. Там же сотни кубанских казаков дюже помогли нам. За что им великое спасибо на времена вечные.

— Вот и ответ на твой вопрос. По Дону таких станиц сотня, в каждой от трех до десяти сотен казаков, что воюют лучше турецких янычаров и приспособлены ко всем условиям. В Крыму понимают, тронь нас крепко, разори одну-две станицы, уведем баб с детишками и стариками подальше от Дона и вернемся, но уже войском казачьим, и так набьем морды косоглазым мурзам, что до Перекопа не добегут. Оттого посланники хана постоянно наведываются к нам, обещают в наши земли не лезть, но чтобы и мы в их дела тоже не вмешивались. Многие соглашаются, их понять можно, каждый в ответе за станицу свою. Народом избраны править и то худо. Не было бы договоренности с Крымом, объединились в союз с Москвой, тогда уже в начале шляхов их заграды ставили бы крепкие, и подумали бы крымчаки, идти ли на земли русские. Но союза нет, договоренность с татарами есть. Впрочем, это не мое дело.

Савельев улыбнулся:

— Тебя самого можно атаманом выбирать. Дело знаешь.

— Посчитают казаки нужным, выберут. Пока действующий атаман с обязанностями справляется. Наш Михайло Тимофеевич договоренностей с татарами не имеет, за Москву и царя крепко стоит, как и атаман Багон. Посему особой дружине обязался помочь, чем только можно. И сотню выделить наказал. Их у нас пять, какую, не ведаю, то узнаешь в станице.

— Благодарствую, сотник.

— Не на чем, князь. Вы тут поосторожней, не упустите момента уйти вовремя и не прицепите к себе татарский хвост.

— Хвост ничто, от него избавимся, — сказал, улыбаясь, Дмитрий, — а вот как ваши казаки переправят нас, коли вверх по Дону пойдут суда турок?

— А затемно и переправим. Турки по ночам суда свои к берегам на стоянку ставят, режут баранов, обжираются и только засветло продолжают путь. Ночью ходить, по крайней мере здесь, они боятся. А нам переправить твои десятки с конями да телегами дело скорое.

— Понял, Макар, как тебя по батюшке?

— Да не привык я по батюшке, Макар и Макар. А вообще, как и ты Владимирович.

— Еще раз благодарствую тебя, Макар Владимирович, — улыбнулся Дмитрий. — Передай атаману, будем когда, пока неведомо, но, мыслю, уже в дни ближние.

— Добре. Поехали мы, князь!

— Счастливого пути!

Савельев с Бессоновым проводили казаков, и те быстро скрылись за северными пологими холмами. Проводив дорогих гостей, воевода взглянул на помощника:

— Коней смотрел, Гордей?

— А то как же. Пасутся покойно под присмотром Лешки Глухова и Бориса Сули. Воду вовремя и в меру получают. Надо бы погонять их по степи, дабы не застоялись.

— Рискованно то.

— А ночью?

— Ну, если только по берегу Дона на версту выше и обратно.

— Угу. Прогоним ныне же. О чем с сотником наедине договорился, если не секрет?

— Какие у меня могут быть от тебя секреты, Гордей. Пойдем к реке, по пути и поведаю, о чем гутарили и договорились.

На реке искупались, вышли на песчаный участок берега, узкий, короткий, но на двоих хватало, и Савельев рассказал Бессонову о беседе с казацким сотником.

— Ну, хоть так, не одни будем. Сотня казаков — это сила! — проговорил Гордей.

— Смотря против какого противника. Вернее, против какого количества ворога.

— Ну, сотня казаков одолеет и три сотни татар.

— Если вооружены будут пищалями да иметь с десяток опытных лучников. Ладно, мы еще узнаем, что представляет собой станица атамана Лунина. Черт, змея! — вдруг воскликнул Дмитрий.

— Где? — вскочил на ноги Бессонов.

— Вон под кустом.

— Э-э, это же желтобрюх.

— А чего тогда отошел к воде? Он же не ядовитый.

— Не ядовитый, но агрессивный, как татарин, и кусает больно. А ну, кыш, пошел отсель! — Гордей сломал ветку, ударил по змее, та дернулась к его ноге, и он резко отшатнулся:

— Вот черт поганый! Пшел, говорю!

Желтобрюх нырнул под куст и пропал.

— Принесло аспида. Хорошо хоть не степная гадюка, этих тут много.

— Но больше в степи.

— Пойдем в крепость?

— Пойдем.

День прошел спокойно. От дозоров сообщений не поступало. Солнце подошло к закату, когда дружина, помолившись, пришла на трапезу. Провизия находилась в двух телегах малого обоза, что притулились за остовом мечети. После трапезы Бессонов стал готовить ночной прогон коней и для этого собрал ратников. Он ничего не успел сказать, так как поступил неожиданный сигнал тревоги, с поста наблюдения за степью несколько раз крякнула утка-кряква.

— Что, Баян? — подошел к Кулику Савельев.

— Глянь в сторону возвышенности.

Воевода посмотрел. К разрушенной крепости галопом мчался конь Агиша.

— Интересно, — проговорил он, — что бы это значило.

— Подъедет, скажет. Может, турки и татары начали поход по суше? — ответил Кулик.

— Они должны идти либо вместе с судовой ратью, либо после нее, и мы видели бы большое облако пыли, солнце высушило землю.

— Тоже верно.

— Ладно, неси службу, я к южной стороне.

Савельев и Агиш подошли к крепости одновременно.

Агиш соскочил с коня, завел его за обломок стены.

— Что случилось, Ильдус? — спросил воевода.

— Басурмане пустили в нашу сторону ертаул — разведку.

— Турки или татары?

— Турки, татар мы бы узнали.

— Сколько их?

— Немного, шесть человек конных. У всех щиты, сабли, лучников нет.

— Не заметят Баймака?

Агиш взглянул на князя так, словно тот что-то несуразное сказал:

— Баймака? Никогда!

— Ладно. Объяви всем тревогу, чтобы укрылись в подвалах надежно. Никому не высовываться.

— А кони?

— Увести берегом на север. Телеги с провизией втащить в цитадель.

— А если увидят османы? Телеги не так просто спрятать. Да и сакма от коней на берегу останется.