тебя не обходит стороной! А уйдет к Хионе, так все разом его и потеряете. Будет трудиться с утра до вечера, мечтать о вечной любви и надеяться на Преображение!

Гармагер вылез из грязной конуры, где пытался заснуть, и увидел отвратительную старуху, при свете костра похожую на оживший скелет.

– Послушай женщина! Я, полагаю, ты старше этой степи, а потому знаешь все на свете. Расскажи-ка о Хионе, и тогда мой единственный золотой будет у тебя в кармане!

Старуха долго и пристально вглядывалась в юношу, а потом костлявым пальцем указала на место около огня:

– Садись, чужестранец. Мне твои деньги не нужны, и я не болтлива. Говорить о Хионе не люблю… Но тебе все-таки расскажу… Есть у меня внук Эвер. Мой младшенький. Красивый, сильный… Тело у него как у буйвола, а вот душа, что теплый воск… Надавишь грубо, и на ней след останется… Обидела Эва женщина, изменила… Да еще с его лучшим другом. Заболел Эвер. Хворал долго, мучительно. Я уже надежду на его выздоровление потеряла. И вот месяца три назад объявился у нас в таборе колдун. Прилетел на закате степным орлом и остался на ночь. Все попрятались от него, испугались. А мне бояться уже поздно, я слишком стара для этого. Пустила я его в свою кибитку отогреться, накормила, и переночевать оставила. Утром колдун поблагодарил меня и подарил амулет. У тебя вот такие же на груди болтаются! И сказал:

– Это волшебный камень. Он помогает тем, кто слеп. Надень его на шею своему больному внуку. Золотые глаза, что на камне, помогут ему найти в жизни свою дорогу. Я думаю, его путь лежит на Бирюзовое Плато. Есть такое в Черных неприступных горах. Там, под аквамариновыми небесами, на краю изумрудной долины, окаймленной серебристым хребтом, над пропастью, где бурлит ледяной поток, на скале возвышается величественный храм из нефрита. В нем на изумрудном троне восседает загадочная и прекрасная царевна Хиона – повелительница Гор и Долин. Служат ей монахи, почести воздают, хозяйство ведут. Жизнь у них богатая, спокойная. Монахи слепо поклоняются царевне. Каждый старается сделать все, чтобы стать ее избранником. Здесь, в обычной жизни, эти люди настрадались, а потому и пришли в храм к Хионе. Все мечтают обрести там истинную преданность и любовь. И хотя Повелительница Гор и Долин невозмутима и холодна, ее подданные надеются, полюбит она кого-нибудь их них, растопится лед ее сердца и расцветет на Бирюзовом Плато живая, человеческая радость. И еще… У подножья трона лежит волшебная книга. Все служители пытаются прочесть по ней о грядущем Преображении, но ни у кого это не получается. Я-то думаю, книга состоит из чистых листов, и монахи сами должны вписать в нее истории своих сердец. Однако никто не знает точно. А Хиона молчит. Может я не прав? В книге действительно содержатся предсказания, только прекрасная царевна не желает, чтобы ее вассалы узнали о своем будущем… Но, в конце концов, это не так уж и важно. Главное, каждый из служителей представляет Преображение по-своему, а потому спокоен и счастлив.

Со стороны такая жизнь кажется наивной, возможно даже глупой, но она устраивает тех, кто удалился на Бирюзовое Плато. Все, пришедшие в царство Хионы, постепенно становятся молодыми и здоровыми. Они прекрасны, как боги Олимпа, но, в отличие от тех, никогда не ссорятся друг с другом. Наоборот! Они почитают свою дружбу, как великий дар Повелительницы Гор и Долин.

Рассказал мне это колдун, да улетел. Только его и видели. Отдала я талисман внуку, а потом пересказала все, что услышала от волшебника. После этого здоровье Эвера пошло на поправку, а через месяц он ушел из табора на поиски Бирюзового Плато.

– Похоже, это то, что мне нужно, – подумал принц. – Наверняка, монахи из храма Хионы сумеют ответить мне на все мои вопросы. Не смогут они, спрошу царицу. Я упрям и очень постараюсь добиться от нее внятного ответа.

… Утро еще не вступило в свои права, а возбужденный Гармагер уже гнал своего вороного по направлению к Бирюзовому Плато. Он летел по степи, словно черная стрела, даже не замечая, как преобразилась Земля за эту теплую весеннюю ночь. Миллионы тюльпанов выбросили свои бутоны в ожидании восходящего Светила. Цветы трепетали в восторге, подставляя свои хрупкие головки предрассветному душистому ветерку. Когда же брызнули первые золотистые лучи утреннего Солнца, и они раскрыли свои алые лепестки, все пространство над степью заполыхало, переливаясь и вибрируя всеми оттенками вселенского пожара.

Весна пробудила в крови Гармагера пламя обновляющейся жизни, и он, грубо пришпоривая коня, остервенело скрипел зубами. Юноша не осознавал, что привело его в такое неистовство. Но, если бы он усмирил свою ярость, то понял, что перед его воспаленным взором вместо алого ковра цветов, переливающихся в блеске утренней зари, стоит кроваво-рубиновое одеяние прекрасной Кары, объявляющей об окончании своего траура.

… Неделя бешеной скачки – и Гармагер попал в маленькое бедное селенье, прилепившееся к подножью Черных Гор. В первой же халупе, куда принц попросился на ночлег, он обнаружил Эвера – высокого застенчивого юношу с тревожным взглядом больших темных глаз.

– Я здесь уже больше месяца – рассказал тот. – Жду попутчика. Мне одному не подняться на Бирюзовое Плато. Я по-настоящему еще не окреп после болезни… Так мучился, ужасно болело сердце. До сих пор не могу понять, почему меня любимая предала… Бросила, даже не объяснив, за что…

– А что хорошего можно ожидать от женщин? – вспылил Гармагер. – У меня погиб отец – король Альморава, так года не прошло, как мать сыскала себе нищего трубадура! Теперь живет с ним да радуется… Если уж такого, как Агомар – смелого, умного, красивого законная супруга забывает так быстро, то что говорить о других… Нам вообще рассчитывать не на что! Оглянуться не успеем, как они предадут, изменят, а, вдобавок, еще и надсмеются над нами.

– Зачем же тебе к Хионе? Чем она поможет? – удивился Эвер.

– Мне никто не может помочь. Я этого и не жду. Я только хочу спросить у царевны: есть ли на Земле хоть одна достойная дама, у которой была бы память и верность не такая, как у курицы, и которая имела хотя бы каплю женской гордости и человеческого достоинства? Или то, о чем я говорю просто бред и мужская блажь?

… Двое суток ушло у юношей на подготовку к походу. На рассвете третьего дня они отправились в путь. Поначалу идти было легко, молодые люди были полны надежд, и дорога казалась им знакомой.