и реакции со стороны. А это значило лишь одно – на картине что-то другое. Возможно, что и я, но уж точно без динамической составляющей.

Я загрустила.

Тем временем мужчина осторожно взялся за раму и, видимо, повесил творение на стену, потому как обзор у меня стал куда лучше. После блондин, покачав головой, сел за свой рабочий стол. Теперь я рассмотрела, что он завален всевозможными бумагами, а на самом краю застыла чернильница и перо. Мужчина, использовав их, подписал несколько каких-то отчетов, а я, снова подумав о еде, с тоской посмотрела на растущее рядом с фонтаном дерево. Может, кору пожевать?

Сорвала листик. Грустно попыталась его куснуть. Выплюнула. Ну и гадость!

Не знаю, сколько времени прошло, но в какой-то момент блондин вернулся ко мне. Вернее, к полотну. Нахмурившись, вдруг, уставившись на меня, что-то попытался сказать. Разумеется, я ничего не услышала. Развела руками, но этого жеста мужчина явно не увидел.

Ладно… Может, у него глюки, и он просто любит разговаривать с портретами и пейзажами?

Не знаю, что, внутренние демоны или что другое, заставили его выбежать из кабинета. Спустя полчаса он вернулся в сопровождении художника. Какое-то время они бурно что-то обсуждали, а после худощавый принес краски и кисточки, а еще мольберт. Картину сняли, а он принялся что-то вырисовывать.

Это было удивительно. На какое-то мгновение я, как и тогда, будто бы перестала существовать. Залипла вне времени и пространства. А когда очнулась, поняв, что снова могу шевелиться, рядом со мной, на бортике фонтана, появилось большое серебряное блюдо. Чего в нем только не было! Сочные кусочки карамелизированного терпко-сладкой глазурью мяса, свежие листья салата и шпината, тарталетки с красной икрой, а еще фрукты. Рядом с блюдом стояла бутылка с каким-то красным напитком. Не знаю, морс это был или что-то еще, но было очень вкусно.

Я накинулась на еду так, как будто бы не ела год! Не знала, что настолько проголодаюсь.... В любом случае, теперь мне стало очевидно, что раз блюдо с едой появилось, то, скорее всего, господа были в курсе, что я в картине. И что я голодна. И в душу вместе с этим стали закрадываться весьма нехорошие подозрения. Кто виновник того, что я здесь оказалась?

Когда я покончила с едой, то на подносе обнаружила и еще кое-что. Записку и какой-то необычный кулон в виде синего кристалла на цепочке. На записке было что-то написано, но я не понимала, что именно – язык был мне незнаком.

Повертев в руках кулон, я чуть прищурила взгляд, раздумывая, но все же надела его на себя. Это было удивительно, но стоило мне только это сделать, как язык на записке перестал казаться чужим и незнакомым! Вместо этого я не только отчетливо прочитала то, что было в ней, но и смогла произнести это вслух.

– Не бойся, Линдсэй. Тебе ничего не угрожает. Ты попала в картину, но очень скоро ты сможешь быть свободной. К сожалению, возникли некоторые трудности, и тебе придется немного здесь задержаться.

Конечно же, сообщение о том, что меня собираются вызволить, вызывало надежду. Правда, имя было на записке немного странное. Меня звали Линда, а не Линдсэй… И все же, это сходство настораживало.

Прикусив губу, я решила не думать о странностях, а верить в лучшее, а потому вознадеялась, что еще немного, и я снова окажусь возле кафе, где мы с друзьями праздновали начало года, и забуду обо всем случившемся, как о страшном сне!

Подумала о том, что желала бы написать ответ. Что бы уже точно удостовериться в том, что с этими двумя у меня есть какая-то связь! Чуть повернула голову, и заметила, что оказывается, на бортике фонтана, кроме подноса, есть еще и чернильница с таким же пером, как я сегодня видела в кабинете у блондина.

Усмехнулась. Еще бы понять, как этим пользоваться!

Перевернула записку на другую сторону, и капнув пару ужасных растекшихся клякс, все же вывела несколько строк:

“Что все это значит?!

Откуда вы меня знаете?

Как вас зовут? Кто вы?

Сколько нужно еще ждать?”

Поджала губы. Критически посмотрела на записку, и для верности написала еще, что хочу больше пергаментов, все вопросы просто не помещались. А еще, что тут неплохо было бы сделать кровать или диван. Спать на бортике фонтана мне не сильно понравилось.

Отложила записку на поднос и принялась ждать. Несколько раз художник и блондин подходили к картине, о чем-то переговариваясь, но, видимо, изменений не замечали.

Вздохнула. Решила пройтись вокруг фонтана. Похоже, что нужно ждать.

Яль-Таэр

Яль чувствовал себя скверно. Настолько, что отменил все занятия, сославшись на простуду. Голова раскалывалась, а перед глазами все плыло и двоилось.

И все же он нашел в себе силы прийти в кабинет, чтобы хотя бы немного разобраться с отчетами. А еще чтобы картина была на виду. Он беспокоился. Дочь Лингона он хоть и видел почти каждый день прежде, прибегая к своей магии, усиливающейся на закате, но все же, он не был с ней знаком. Не знал и не слышал никогда прежде ее голоса. Не встречался с ней взглядом.

Это терзало его. Он дал обещание ее отцу, что женится только на ней… Но что, если сама девица будет против? Что тогда делать с данным им обетом?

Яль, взглянув мельком на картину, вдруг заметил, что кое-что изменилось. Девушка сидела на краешке фонтана, вот только теперь к ее губам был весьма комично поднесен лист с дерева, нарисованного неподалеку. Создавалось впечатление, что Линдсэй пыталась этот лист жевать.

– Интересно, – пробормотал Яль-Таэр насмешливо. – Или там, в картине, девушка продолжает испытывать все потребности, что и вне полотна, или же она просто – коза.

Почему-то сейчас ему захотелось прибить Пэтриса, который прежде клялся, что ничего подобного и быть не может. Что девушка будет находиться в картине в некотором состоянии больше похожем на сон, и ничего ей не нужно будет.

Отчаянно борясь с дурнотой, что накатывала на него с каждым шагом, мужчина все же добрался до художника, выдернув того с урока.

– Что еще?! – зашипел Пэтрис, когда они оказались вдвоем в коридоре. – Я только начал рассказывать об акварельных мазках! Ты же знаешь, это моя любимая тема!

– Она есть хочет, дурень! – припечатал Яль.

– Как ты выяснил? – удивленно охнул друг.

Яль-Таэр поделился своими наблюдениями. Пэтрис, поджав губы, метнулся в кабинет. Дал всем задание, и, пообещав, что скоро вернется, побежал к себе в комнату за теми, особыми красками.

После они вдвоем уже замерли