— Твои родные перебрались в город, — говорит ей Мижан. — Как думаешь, как они отнесутся к тому, что ты живёшь с женщиной?

— Им не нужно об этом знать.

— И ты не собираешься познакомить их со своей… — он использует грубое ругательство. Ролана обижается, оборачивается, хочет ударить его по лицу, зная, что мужчины ноаквэ никогда не могут ответить, но Мижан ловит её руку. От него пахнет алкоголем. По лицу катятся крупные капли пота. — Ты уже не ноаквэ, — шипит он. — Как только легла в постель с женщиной, уже не ноаквэ. Так что не думай, что я боюсь тебя. Всё изменилось. Мы изменились.

— Отпусти меня! — Ролана освобождает руку, идёт к выходу. — Ты мне противен!

— Потому что я мужчина?

— Потому что ты был другим!

— Ты тоже была другой.

— Я не изменилась. — Ролана выходит в коридор. Мижан выходит следом за ней.

— Я видел твой танец, — кричит он ей вслед. — Ты завела всех мужиков в баре! И не говори, что не хотела этого! Не говори, что это не завело тебя!

— Пошёл к чёрту! — кричит ему Ролана. В баре её встречают новым свистом. Она не обращает внимания, идёт за свой столик и говорит Жизель и её родителям, что хочет уйти.

— Ещё бы не хотела! — кривится мать Жизель, говорит, что гид в отеле советовал ей ресторан «Звёздный путь». — Говорят, это по-настоящему приличное место. — Она награждает Ролану многозначительным взглядом. Ролана не реагирует. Они выходят на улицу. Солнце садится, оживляет тени. Ролана рассказывает о нагвалях. Говорит, что из-за этого планета Хинар вымирает, становится заброшенной. Жизель не верит. Родители Жизель не верят. А если и верят, то ставят это очередным укором.

«Звёздный путь». Жизель настаивает, чтобы родители заказали отдельный от них с Роланой столик. Она заказывает вино и ужин из кролика. Гладит под столом ногу Роланы и говорит, что совсем забыла, как сильно возбуждали её танцы Роланы.

— Твои родители считают меня шлюхой, — говорит ей Ролана. Жизель заверяет её в обратном. Отец зовёт её на пару слов. Она извиняется, оставляет Ролану одну. Оставляет в ресторане, который прежде не могла посетить ни одна танцовщица. Ролана вспоминает пару свиданий, которые ей назначали здесь. Назначали на одну ночь. Она помнит те дни, но они кажутся чужими, словно их прожил кто-то другой. Но это чувство не только в прошлом. Оно здесь, вокруг. Ролана чувствует себя белой вороной, на которую все смотрят. Здесь, в этом некогда дорогом ресторане. Люди указывают на неё пальцем и вспоминают её танцы. Танцы, за которые ей никогда не было стыдно, за исключением сегодняшнего дня. Но где-то в глубине, в груди, появляется безразличие. Чем посетители этого ресторана отличаются от посетителей бара, где сегодня она танцевала? Ролана оглядывается. Если забраться на стол и устроить ещё одно шоу, разве это не превратит людей в дикое стадо, разве это не разожжёт в них огонь? Верно. Люди везде одинаковы. Они любят, ненавидят, презирают, боятся, уважают… Все они просто ингредиенты одного большого пирога. Но вот представляют они себя по-своему. Все видят себя особенными. Более сексуальными, более правильными, более порочными, более богатыми, более злыми… Ролана вспоминает Мижана. Нового Мижана, который пришёл к ней сегодня в гримёрку, и сравнивает с тем Мижаном, которого знала прежде. Изменилось место, изменились люди. Человек поднимается выше или опускается ниже, и его уже не узнать. Взять хотя бы людей в этом ресторане. Большинство из них уравновешены, говорят неспешно, держат ровно спину, а их голова всегда чуть-чуть приподнята вверх, чтобы смотреть на собеседника как бы свысока. Они любят проводить вечера в тесной компании, беседовать с друзьями, но заберите у них билет на благополучные планеты, лишите всех капиталовложений и доходов, поселите в крохотную квартиру стандартного рабочего класса Хинара, где большую часть свободного пространства занимают кровати детей и их собственная, добавьте страх перед сказками о нагвалях, и вот тогда посмотрите, что с ними станет. Это будут те самые сгорбленные, увядшие и усталые ноаквэ, которых так сильно презирают туристы, считая отбросами общества. Конечно, эти отбросы живут без грандиозных идей и целей, ограничиваясь тем немногим, что у них есть, но вовсе не потому, что им не надо большего; просто они чётко понимают ту планку, которая повешена для каждого из них от рождения. И надеяться, что эта планка когда-нибудь поднимется, зачастую так же бессмысленно, как и верить в то, что кислое пиво в кружке чудесным образом превратится в сладкое вино. Ролана смотрит на родителей Жизель. Нет. Все люди одинаковы, вот только признавать этого никто не хочет. Они рисуют себе образы добра и зла, навеянные тем бытием, которое у них есть, и не хотят видеть ничего другого. Не хотят понять никого другого. Ролана выпивает третий бокал вина. Алкоголь разжигает обиду, но кроме обиды есть и что-то ещё. Мижан. Воспоминание о нём обжигает грудь, спускается вниз, в живот. В ушах звенят его слова. Кажется, что можно ощутить его запах. Ролана оглядывается, невольно вспоминая оставшихся в прошлом мужчин. Нет. Сейчас у неё есть Жизель, и всё остальное станет лишь дешёвым разменом. Ненужным разменом. Ролана старается ни о чём не думать, ничего не вспоминать. От выпитого голова начинает идти кругом. Мир эмоций стирается. Она — машина. Она воспринимает мир таким, какой он есть. Ароматы женских духов, манящий запах пищи, негромкая музыка, голоса людей. Множество ярких неоновых лучей слепят глаза. Они отражаются от паркета, бокалов, столовых приборов, ювелирных украшений посетителей. Они приносят в мир множество бликов и живут коротким мгновением блика. Есть лишь настоящее. Жизнь кажется сочной, наполненной неповторимым многообразием событий и лиц, в круговороте которых Ролана чувствует себя крупицей, крохотным мгновением времени в бесконечном бытие вселенной. Но здесь, в этом мире, она равна каждому человеку вокруг и каждый равен ей. Все свободны и в тоже время все зависимы друг от друга. Здесь и сейчас. Ролана видит незнакомую светловолосую женщину. Женщина смотрит на неё, улыбается ей. Женщина у стойки бара с бокалом красного густого вина. «Я вас знаю?» — спрашивает её Ролана одними губами. Женщина снова улыбается, идёт к столику, за которым сидит Ролана. Её бедра плавно раскачиваются из стороны в сторону, словно в такт мелодии, которую слышит только она, ноги ровно ступают по выверенной сознанием прямой линии, взгляд направлен на Ролану.

— Я видела твой танец в баре «Ночь ритуалов», — говорит она, и, не дожидаясь приглашения, садится за столик. Её зовут Ваби, и она болтает без умолку последующие четверть часа, пытаясь уговорить Ролану дать ей пару уроков танцев. — Тебе нравятся мои ноги? Тебе нравится моя грудь? У меня очень пластичное тело. Может быть, закажем по бокалу вину? — Вопросы летят один за другим. — Я заплачу за пару уроков.

— Дело не в деньгах.

— Тогда в чём? В твоей женщине? — Ваби смотрит на Жизель. — Это ведь твоя женщина? Я правильно всё поняла?

— Отчасти.

— Боишься, что она будет ревновать?

— Нет.

— Значит, договорились?