Леонид так же плохо разбирался в уровнях Силы, как и в сложной субординации Дозоров. Он знал, например, что московский Пресветлый считается верховным во всей империи. Так повелось издавна, и когда Петр Великий перенес столицу в Северную Пальмиру, менять ничего не стали. К тому же случилось и так, что славный город Петра негласно сделался в большей степени обиталищем Темных, хотя известное перемирие и равновесие, скрепленное Договором, формально блюлось.

А может, еще играло свою роль, что Москва – Третий Рим, а четвертому не быти…

– Нам, господа, по всему, следовало бы озадачиться внедрением дозорных в нелегальные организации студентов. Готов биться об заклад, мы бы выявили больше Светлых, – опять высказался Жермензон.

– Предпринимается, Марк Эммануилович, – откликнулся Пресветлый. – Господа, думаю, ни у кого не возникло сомнений, что изобретение Леонида Сергеевича достойно представлять российские силы Света на парижской выставке? Между прочим, туда же поедут и фотографии его наставника Прокудина-Горского. Но ученик явно не ударит в грязь лицом. Пусть и не все увидят его достижения.

Возражений не нашлось.

– Тогда наше совещание объявляю закрытым. – Пресветлый встал.

Зрители импровизированного электрического театра направились к выходу и далее – к лифту, который с недавних пор установили в здании.

– Леонид Сергеевич, когда соберете аппарат, я прошу вас подняться ко мне в кабинет. – Глава московского Дозора приблизился вместе с гостем из Туркестана. – Кстати, должен вас познакомить.

Он повернулся к гостю:

– Рекомендовать вам этого молодого человека, полагаю, уже будет излишним…

– Разумеется, – склонил голову «туркестанец».

– А этому молодому человеку как называть вас? – В словах и мимике Пресветлого Леонид уловил легкую тень усмешки.

Эти два могущественных Иных явно знали друг друга очень и очень давно, пройдя много такого, что не снилось не только человеку, но и слабосильному магу.

– Пусть зовет меня Гэссар, – ответил гость. Посмотрел на окаменевшее лицо Леонида и добавил: – Или просто Борис Игнатьевич.

* * *

В кабинете Пресветлого Леонид оказался впервые. Зал с высокими потолками можно было бы назвать просторным, если бы он не был весь заставлен шкафами мореного дуба, где за прозрачными дверцами ждали своего часа древние уникаты. Обитель Великого мага более всего напоминала Кунсткамеру. В простенках висели дикарские маски и оружие, хотя в красном углу над письменным столом разместились привычные русскому глазу образа. Среди всей древности, впрочем, прятались и вполне современные предметы, к примеру фонограф Эдисона, а на столике у окна – «Ундервуд» с заправленным листом хорошей бумаги.

Когда Леонид вошел, в кабинете находились всего двое: сам Пресветлый и Гэссар. Гость из Туркестана курил цигарку у распахнутого окна, откуда тянуло мартовским холодом. Пресветлый в своем кожаном кресле прихлебывал чай из стакана в медном подстаканнике. На столешнице перед ним лежал раскрытый «Всеобщий календарь на 1900 год». Такой же календарь Леонид видел перед отъездом в Москву. Он даже узнал картинку на развороте – главный вход на Парижскую всемирную художественную, промышленную и земледельческую выставку.

А еще он заметил рядом с пишущей машинкой довольно громоздкий предмет на серебряном подносе, накрытый белой тканью. У предмета была странная форма, не позволяющая судить о ней по изгибам покрывала.

Ранг Леонида был вполне достаточен, чтобы ощутить силу, идущую от таинственной вещи. Однако в присутствии двух Высших он не решился хорошенько рассмотреть загадку через Сумрак.

– С премьерой, Леонид Сергеевич, – без излишнего чувства, но весомо сказал Пресветлый.

Леонид поблагодарил.

– Кстати, а простые люди, вот, например, с улицы, могут смотреть вашу… фильму? – поинтересовался гость у окна.

– Ничего не увидят, – пояснил кинематографист. – Для них это все будет простая уличная картина, если днем. А если ночью, то и вовсе ничего не разглядеть. Я снимаю при сумеречном фонаре.

– Сумеречный фонарь – отдельная находка дражайшего Леонида Сергеевича, – довольно сказал глава Дозора. – Агентура Вихрева… мелкие должники среди Темных… сообщали, что и научный отдел Дневного ведет такие работы. Но у них далеко не пошло.

– Там ничего такого нет, – признался Леонид. – То есть я ничего особенного не совершил. В основном уже все Фальц придумал, из Вены, конструкция была в «Магическом вестнике». Я только материал подобрал для дуги, чтобы должным образом рассеивал через Сумрак. А еще материал кристалла, который Силу накапливает и отдает, не от электричества же этот фонарь будет работать.

– Жермензон прав. – Гэссар избавился от цигарки, бесцеремонно выбросив ее в окно, и прикрыл раму. – Несомненный ведьмаческий талант к магии вещества.

– Ведьмы – у Темных, – осторожно, но с достоинством поправил Леонид. – А у нас – Иные естествоиспытатели.

– Вот об испытании естества и поговорим. Присаживайтесь, голубчик, присаживайтесь! – велел Пресветлый.

Гэссар остался стоять. Он как будто не очень хотел отходить от столика с «Ундервудом» и предметом под белой тканью.

– Мы отнюдь не случайным образом остановились на вашей эмульсии. Пленка, которая может хотя бы частично запечатлеть Сумрак, безусловно, немалый шаг в его экспериментальном изучении. Хотя и отдел Вихрева, должен сказать, не спит. Больше того, Леонид Сергеевич… Не обольщайтесь, но есть исследования более глубокие. Например, что касается физиологии циркуляции Силы в организме. Или работа по линиям вероятности в области науки. На ближайшие три – пять лет предсказано, что русский ученый получит первую премию Нобеля. Вихрев утверждает, что наиболее четкие линии у профессора из Петербурга Ивана Петровича Павлова. Что же, поживем – увидим.

– Я понимаю, кинематограф – это сейчас развлечение публики, часто пустое. Но им можно снимать и явления природы! – дождавшись паузы, заговорил Леонид. – Или те же эксперименты для наглядности.

– Роль кинематографа, безусловно, важна для народного просвещения, – сказал Пресветлый. – А возможности не раскрыты наверняка еще и на малую долю. Как для людей, так и для нас. Но есть еще одна сторона вопроса. Вы повезете вашу усовершенствованную пленку именно в Париж, туда, где ее, так сказать, и придумали. В этом году российская экспозиция будет самой обширной за всю историю. – Он положил руку на календарь. – Мы должны показать, чего сумели достичь. Мы, Иные, тоже российские граждане. Как бы ни пытались Темные доказать, что они выше человеческого. Мы носим паспорта, а если нужно, то идем на войну.

– А кому я там буду показывать картины Сумрака? Иных, конечно, в Париже больше, чем даже в Москве или в Петербурге. Они туда со всей Европы, почитай, едут…

– Не только Европы, – заметил Гэссар.

– Нас все равно меньше в десять тысяч раз, чем обычных людей!