Бонни прикрыла глаза. Что она, дура, наделала! Неужели мать была права? Латентный козел, шепнула она ей на свадьбе. Значит, мать не ошиблась?

Смеркалось. Эди Марш проглотила две таблетки «дарвона»[9]и повторила Щелкунчику план действий. Похоже, напарник готов был дать задний ход – его, судя по всему, беспокоило, что выплаты придется ждать несколько недель. Эди объяснила, что выбора нет – таковы правила страховки. Щелкунчик ответил, что все равно оставляет за собой право на варианты, и Эди поняла это единственным образом: чуть что – слиняет.

Они выбрали дом в раскуроченной застройке под названием «Черепашья Луговина», где ураган снес все крыши. Щелкунчик предположил, что здесь-то и работал Авила. Тот хвастал, что за день инспектировал восемьдесят новых домов, не выходя из машины. «Оценка внакат» – так он это называл. Как рассказал Щелкунчик, Авила был тот еще инспектор по крышам, поскольку жутко боялся высоты и, следовательно, лестницу на осмотры не брал никогда. Соответственно, освидетельствование крыш проходило «на глазок», из машины, часто на скорости больше тридцати пяти миль в час. Быстрота и доверительный характер инспекций Авилы снискали ему любовь местных застройщиков и подрядчиков, особенно в канун Рождества.

Озирая обломки, Эди заметила, что Авиле чертовски повезло, раз он еще не угодил в тюрьму.

– Потому-то он и завязал, – пояснил Щелкунчик. – Кости ему подсказали, что пора. Да еще жюри присяжных.

– Кости? – не поняла Эди.

– Лучше тебе об этом не знать, – сказал Щелкунчик. – Честное слово.

Они шли по другой стороне улицы, напротив дома, выбранного на утреннем объезде. Вокруг уже стояла кромешная тьма, лишь кое-где вспыхивали фонарики и тлели небольшие костры. Многие семьи, покинув искореженные скорлупки домов, перебрались в близлежащие мотели, но кое-где мужчины остались, чтобы отпугнуть мародеров. С хмурыми напряженными лицами они патрулировали улицы, держа дробовики наперевес. Слава богу, я белый и в приличном костюме, подумал Щелкунчик.

Но выбранный ими дом отнюдь не был пуст, темен и тих. С остатков стропил свисала голая лампочка, на штукатурке пульсировал серо-синий отсвет работающего телевизора. Эта роскошь объяснялась стуком портативного генератора. Эди и Щелкунчик днем видели, как его запускал какой-то жирный мужик.

Они находились либо на центральной улице «Черепашьей Луговины», либо на Калуса-драйв – смотря какую из сорванных табличек выбрать. На внешней стене дома красным пульверизатором были выведены номер – 15600 – и название страховой компании – «Среднезападный Ущерб».

– Солидная фирма, – заметила Эди.

Она видела по телевизору их рекламу – эмблемой компании был барсук.

– Барсук? – нахмурился Щелкунчик. – Какое он, на хрен, имеет отношение к страховке?

– Откуда я знаю? – У Эди пересохло во рту, ее клонило в сон. – А какое отношение имеет пума к автомобилям? Просто реклама.

– Про барсуков я одно знаю – они упрямые, – сказал Щелкунчик. – На кой ляд нам сдалась упрямая страховая компания?

– Перестань, ради бога…

– Давай найдем другой дом.

– Нет! – Пошатываясь, Эди перешла улицу к номеру 15600.

– Эй! – Щелкунчик устремился следом.

Эди обернулась.

– Давай покончим с этим, – сказала она. – Прямо сейчас, пока тихо.

Щелкунчик колебался, двигая перекошенной челюстью, как очумелый боксер.

– Ну же! – Эди распустила заколотые волосы, спутала и сбила их на лицо. Потом задрала платье и провела ногтями по ляжкам, разрывая чулки.

Щелкунчик убедился, что поблизости нет мужиков с ружьями и никто не смотрит. Эди выбрала место на дорожке к дому и растянулась ничком. Щелкунчик художественно оформил сцену завала, придавив партнершу двумя обломками стропил.

– Хорошо бы крови, – сказала из-под обломков Эди.

Напарник вложил ей в руку гвоздь:

– Смелее!

Эди поглубже вдохнула и острием процарапала руку от локтя до запястья. Больно, твою мать! Потом для пущего эффекта мазнула окровавленной рукой по щеке. По сигналу Щелкунчик начал свою партию и заорал, зовя на помощь. Эди понравилось – хорошо вопит, и в самом деле поверишь.

Макс Лэм похвалил себя, что еще в Орландо запасся всем необходимым для съемок. Те туристы, что подготовились к урагану хуже, теперь лихорадочно рылись в багаже, ища чистые кассеты и аккумуляторы, а Макс, прерываясь лишь для перезарядки, вел драматическую летопись исторического стихийного бедствия. Даже если материал не заинтересует «Си-СПЭН», он понравится нью-йоркским приятелям. Макс служил младшим ответственным сотрудником в средней руки рекламной фирме, где работало немало людей, которых ему очень хотелось поразить. Он умел обращаться с видеокамерой, но и помощь профессионала не повредит. Макс знал одно место на Восточной 50-й улице, где монтировали любительские пленки, а за умеренную дополнительную плату подкладывали титры и фамилии авторов. Получится превосходно! Когда Бонни успокоится, он попросит ее устроить вечеринку с коктейлями и покажет пленку клиентам и коллегам.

Тихо жужжала камера, Макс с хищным азартом пробирался по развалинам. Съемки трагедии настолько его увлекли, что он забыл о жене, которая отстала еще три квартала назад. Макс хотел научить жену обращаться с камерой, чтобы самому попозировать среди обломков, но Бонни отказалась наотрез.

Макс держал в голове перечень лучших кадров для предстоящего монтажа. Сцен разрушения уже достаточно, необходимо умерить визуальное потрясение перебивками с трогательными эпизодами, этакими виньетками, в которых отразятся и людские потери, не только физические, но и духовные.

Его внимание привлек искореженный велосипед. Ураган аккуратно обернул его, словно тугое обручальное кольцо, вокруг ствола кокосовой пальмы. Мальчуган лет восьми пытался его сдернуть. Макс припал на колено и наехал на лицо мальчика, угрюмо дергавшего за погнутый руль. Ребенок сосредоточенно поджал губы; в его лице читалось лишь глухое равнодушие.

Он в шоке, подумал Макс. Даже меня не замечает.

Казалось, парнишке все равно, что велосипед непоправимо сломан. Он просто хотел, чтобы дерево его отдало, и продолжал тянуть изо всех сил. В пустых глазах не было ни тени огорчения.

Поразительно, думал Макс, глядя через видоискатель. Поразительно!

Что-то пихнуло его под правую руку, изображение мальчика дернулось. Чья-то рука тянула Макса за рукав. Выругавшись, он оторвался от камеры.

Рядом сидела мартышка.

Макс развернулся на колене и направил объектив на тощего зверька. Даже через видоискатель было видно, что животному от шторма перепало сильно: каштановая шерсть свалялась, вся в какой-то коросте, на широкой бархатистой переносице вздулась шишка размером с редиску. Глаза-пуговки в кругах мутной слизи щурились на Макса.