В те времена не имели представления о том, как содержать в мирное время боеспособную армию, не имели также и никакого понятия о провианте для солдат, об их казармах и о других учреждениях, благодаря которым государство в мирное время могло пребывать в безопасности и от соседних держав и от войск, состоящих на жаловании.

Государь должен присоединять к своей державе князей, обладающих малыми землями, и защищать их; он должен также возбуждать между ними несогласие, чтобы мочь, когда пожелает, возвысить их или унизить. Это – четвертое правило Макиавелли. Таким образом поступал Хлодвиг[5], и некоторые другие государи, которые не менее него были бесчеловечны. Но насколько же велико различие между этим тираном и подлинным государем, который мог бы стать для малых князей примирителем их ссор и несогласий и с помощью беспристрастного суда приобрести их почтение. Его разумность быстрее сделала бы подобного правителя отцом соседей, чем притеснение их земель. Тем более это верно, что его могущество должно служить им защитой, а не основанием для истребления. Далее, справедливо также и то, что государи, желающие других принцев возвысить насильно, сами бывали причиной своего падения, о чем свидетельствуют многие примеры нашего столетия[6].

Из этого я делаю заключение, что победитель, незаконно добившийся своего, никогда этим не приобретет себе славы, и что тайное убийство в любое время является позором для рода человеческого. Считаю также, что государи, причиняющие новым своим подданным несправедливости и обиды, вместо того, чтобы пленять их сердца, настраивают их против себя, и что нет никаких оснований оправдывать подобные злодеяния, ибо это можно было бы сделать лишь при помощи тех положений, которые выдвигал Макиавелли.

Желающий рассуждать об умонастроении народов, должен прежде всего сделать между ними сравнение. Макиавелли сравнивает в этой главе турок и французов, которые обычаями, нравами и умонастроением сильно отличаются друг от друга. Он исследует причины, делающие завоевание Турецкого государства трудным, а удержание его простым. Кроме этого, он делает замечание, что Францию можно победить без особого труда, но что постоянное возмущение населения, которое последует за завоеванием, будет ежечасно угрожать спокойствию обладателя.

Макиавелли рассматривает эти вещи только с одной стороны. Он, имея в виду единственный образ правления, думает, что могущество Оттоманской Порты и Персидского государства основывается лишь на общепринятой у этих народов негуманности, и на том еще, что только один человек, считающийся главой государства, возводится ими на престол. Он думает, что неограниченная власть, таким образом утвержденная, является самым безопасным для государя средством спокойного царствования и противостояния неприятелю. Во времена Макиавелли было принято считать, что знатность и дворянство во Франции некоторым образом делят власть с государем, который в случае возмущения может оказаться в опасности.

Но я не уверен, что султан находится в меньшей безопасности, чем король. Различие между ними состоит только в том, что турецкий император принимает смерть от янычар; в отличие от него же, некоторые французские короли были погублены бродягами, монахами или чудовищами, монахами вскормленными. Однако Макиавелли больше рассуждает в этой главе о политических изменениях, нежели об особенных случаях. Он в самом деле добрался до некоторых пружин различий между народами, но, по моему мнению, главнейших перемен он не исследовал.

Различие климата, питания и воспитания людей создают абсолютное неравенство между ними в жизни и умонастроении, а в этом и заключается причина того, что итальянский монах является человеком совсем другого рода, нежели китайский мудрец. Темперамент остроумного, но при том ипохондрического англичанина весьма отличается от кичливой отваги испанца, да и француз также мало имеет общего с голландцем, подобно тому как живость обезьяны отличается от медлительности черепахи.

Давно замечено, что восточные народы весьма строго придерживаются древних своих обычаев и от них никогда не отклоняются. Их старинные традиции, отличающиеся от европейских законов исповеданием веры, обязывают их противостоять народам, которых они считают неверными и которые могут нанести ущерб их государям. Те же обычаи заставляют отвращать всё, что может поколебать их исповедание. В результате, хотя их монархи часто бывают низвержены, государство остается целостным.

Образ жизни французского народа, во всём отличный от мусульманского, являлся отчасти причиной политических перемен, происходящих в этом государстве. Легкомыслие и непостоянство характеризуют этот любви достойный народ. Он беспокоен, своеволен и многие вещи ему быстро наскучивают, его тяга к переменам касалась и важнейших вещей. Кажется, что столь любимые и ненавидимые французами кардиналы, в течение длительного времени управлявшие государством на пользу себе[7], использовали правила Макиавелли ради низвержения знатных лиц и прилаживания к характеру своего народа, чтобы таким образом предотвращать народные возмущения, которые из-за легкомыслия французов постоянно угрожали государству. Политика кардинала Ришелье не имела другой цели, кроме унижения знати, дабы тем самым возвысить власть государя и положить ее в основу управления. В этом он так преуспел, что до сего времени не видно во Франции никаких привилегий и признаков власти и силы, которые могли быть употреблены во зло знатными людьми.

Антуан Песне. Фридрих Великий и его сестра Вильгельмина, 1714

Антуан Песне. Портрет Софии Доротеи фон Брауншвейг-Люнебург, 1737

Кардинал Мазарини последовал во всём примеру кардинала Ришелье, которому после многих попыток, встречавших ожесточенное сопротивление, удалось лишить парламент основных преимуществ, и сегодня общество во Франции представляет лишь тень того, которое существовало ранее. Иногда случается и ныне, что оно заявляет о себе, но, как правило, ему затем приходится в этом раскаиваться.