Брат с сестрой завернули за угол, и увидели кучку людей, столпившихся возле кузницы. Над толпой возвышалась могучая фигура Тома Смита. Видимо, кузнец только что пришёл от наковальни — даже молот из руки не выпустил. Все собрались вокруг монастырского эконома брата Барнабаса и брата Питера, того самого старика, что так неосторожно дотронулся до волос королевы Гвиневеры.

Гвинет ускорила шаг. Брат Барнабас — важная птица. Может, он принёс новости из аббатства? А вот и всадник, что обогнал их на дороге. Надо же — придержал коня возле кузни и с интересом прислушивается к разговору.

Пробираясь сквозь толпу, Гвинет задела блестящий бок коня. Тот мотнул головой и переступил с ноги на ногу. Уздечка зазвенела. Гвинет почувствовала, как огромное копыто просвистело в каком-то дюйме от её ноги. Она отшатнулась и почти упала на руки Герварда.

— Осторожно, дитя, — бросил приезжий, успокаивая своего скакуна. Он смотрел на Гвинет сверху вниз, и глаза его были серыми и холодными, как зимнее небо. — Ты испугала лошадь!

Краска бросилась Гвинет в лицо.

— Простите, сэр, — вежливо извинилась она.

Ничего себе! Огромный конь чуть не растоптал её, а этот тип говорит, что она ещё и виновата! Кипя от негодования, она отвернулась и успела расслышать последние слова брата Барнабаса:

— …И приходите завтра, к третьему часу.[5]Аббат Генри хочет сделать объявление, которое будет интересно всем вам.

— Какое объявление?

Говорил Рис Фримен, хозяин ближайшей к аббатству лавки. Толстый и краснолицый, он и не думал скрывать раздражения.

— Нет у нас времени по аббатствам шататься! Работы полно!

Гвинет обратила внимание, что слова лавочника очень огорчили брата Питера. Старый монах дрожащей рукой осенил себя крёстным знамением и укоризненно посмотрел на мастера Фримена. Но тот ничуть не смутился.

— Рис, время, отданное богу, не может быть потерянным, — упрекнул брат Барнабас. — Я уверен, объявление стоит того, чтоб его услышать.

Гвинет и Гервард радостно переглянулись. Похоже, отец Генри решил рассказать всем о своей находке! Скоро новость узнают повсюду, а в аббатство валом повалят пилигримы. И конец всем бедам!

— Серьёзное заявление!

Гвинет так и подскочила, услышав над головой этот резкий голос. Всадник наклонился к брату Барнабасу.

— И что же случилось? — нарочито растягивая слова, поинтересовался он. — Уж наверное, что-то важное, если ваш аббат намерен рассказать об этом всем без исключения!

Судя по интонации, приезжий даже представить себе не мог, чтобы в такой дыре, как Гластонбери могло что-нибудь случиться. Но добрый нрав брата Барнабаса не изменил ему и на этот раз.

— Так оно и есть, брат. И ты тоже можешь узнать об этом завтра после третьего часа…

Красивое лицо незнакомца исказилось от гнева.

— Ты не ответишь на мой вопрос?

— Простите, сэр, но такие вещи не обсуждают на улице, — вежливо улыбнулся брат Барнабас. — Не соизволите ли вы назвать своё имя и воспользоваться гостеприимством аббатства?

— Меня зовут Годфри де Массар, — сообщил всадник. — Я прибыл из Уэллса с письмами для аббата.

Гвинет взглянула на брата. Если вновь прибывший из Уэллского собора, неудивительно, что у него такой чудесный конь, а ряса сшита из новой плотной шерсти. Все знают, что в Уэллсе обет бедности блюдут не так ревностно, как в Гластонбери. И тем более неудивительно, что гость так заносчив. Церковники из Уэллса всегда старались показать своё превосходство над Гластонбери, а уж теперь, когда аббатство сгорело почти дотла, они и вовсе злорадства не скрывают.

— Тем более мы рады видеть тебя, брат, — вежливо наклонил голову брат Барнабас. — Позволь мне проводить тебя в аббатство.

— Не надо, — отмахнулся отец Годфри. — Дорогу я знаю, а ползти с твоей скоростью мне будет тяжело.

Его тонкие губы искривила улыбка.

— Не сомневаюсь, что аббат мне все расскажет…

Он стегнул коня и вскоре скрылся из вида.

Брат Барнабас с облегчением вздохнул, и, повернувшись к толпе, напомнил ещё раз:

— Приходите все. Завтра, к службе третьего часа.

Он зашагал в сторону аббатства, а потом вдруг обернулся и торжественно воздел руки к небу:

— Господь благословил нас, друзья мои! Грядут лучшие времена! Идём же, брат Питер, — добавил он тише, обращаясь к своему спутнику.

Все уже расходились, но брат Питер ещё стоял, ломая пальцы и бормоча себе что-то под нос. Увы, Гвинет стояла далеко и слов разобрать не смогла. А стоило ей шагнуть вперёд, как старик затряс головой и заковылял по дороге вслед за братом Барнабасом.

Месса в часовне Пресвятой Девы подошла к концу, но двери пока оставались закрытыми. Сегодня здесь собралось необычно много народа — все пришли послушать обещанное объявление. Час третий был для деревенских жителей поздним утром, хотя солнце и взошло всего пару часов назад. Гвинет с братом стояли рядом с родителями. Гвинет печально смотрела на отца с матерью. Какие же они измученные! За последний месяц у мамы прибавилось седых волос, а папина приветливая улыбка стала какой-то вымученной… Она привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть гроб через плечо рослой миссис Флэкс. Выдолбленное бревно лежало там, куда его положили вчера, но крышка вновь была на месте. Гвинет ужасно хотелось рассказать родителям о вчерашней находке, чтобы они больше не боялись за «Корону».

Отец Генри все не начинал, и Гвинет начала вертеться по сторонам, разглядывая здание. Уходящие ввысь колонны, узкие арки окон, обтёсанные каменные стены — мастера хорошо потрудились во славу Господа. Гвинет приятно было думать, что её дядюшка Оуэн тоже вложил сюда частичку своего труда, и даже они с Гервардом сыграли свою крошечную роль, таская каменщикам еду и питьё из трактира. Конечно, имён рабочих никто и не вспомнит, но дело их рук простоит сотни лет.

Толпа зашевелилась — отец Генри прошествовал к гробу. Монахи неподвижно застыли вокруг. Годфри де Массар подошёл к аббату и остановился рядом с ним в головах гроба.

— А этот-то что здесь делает? — прошептала Гвинет на ухо брату.

Но Гервард лишь удивлённо покачал головой. Отец Годфри говорил, что привёз из Уэллса письма, а ведёт себя так, будто он здесь самый главный…

— Итак, друзья мои, — начал отец Генри, — я пригласил вас сюда, чтобы рассказать потрясающие новости. Все вы не понаслышке знаете, в каком бедственном состоянии пребывает аббатство после пожара. Деревне тоже пришлось разделить нашу беду. Но, Господней милостью, пришёл конец нашим испытаниям!

В часовне было так тихо, что слышно было, как переминаются с ноги на ногу обутые в сандалии монахи. Даже надменный отец Годфри внимательно слушал, хотя лицо его и сохраняло выражение ленивой скуки.