Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черт его знает, что теперь со всем этим делать.
От погружения в чужие воспоминания меня отвлекла громкая дробь каблуков за дверью, а спустя пару мгновений в спальню без стука и приветствий ворвалась та самая Татьяна, что так чаяла презентовать Софью какому-нибудь барону или графу.
Вчера по дороге из дворца «тетя» заметно нервничала. Не переставала шептать молитвы и сокрушаться, что все пропало. Я недолго вслушивалась в ее бормотание, мерное покачивание экипажа усыпляло, и я, изнуренная происходящим, сорвалась в беспокойное забытье. В общем, с чужой родственницей мы так вчера и не познакомились.
Значит, будем знакомиться сегодня.
— Свершилось! — возвестила Татьяна, радостно ко мне подлетая.
Уже не девушка — лет тридцать пять точно натикало, — но все равно интересная и симпатичная. Стройная, высокая, в пышной юбке и кипенно-белой блузке с пеной кружев у горла. Каштановые волосы собраны в элегантную прическу, на щеках немного румян, а в ушах и на ажурной манишке бриллианты.
Ну или просто прозрачные стекляшки, в чем я очень сомневаюсь.
— Что именно свершилось… тетя? — осторожно поинтересовалась я и лишь безнадежно вздохнула, вынужденная подставить сначала одну, а потом и другую щеку для поцелуев расчувствовавшейся мадам.
Или, может, барышни? Гражданки?
Как их вообще в ту пору называли?
Знать бы еще, в какой именно я поре, и почему именно я в нее попала.
— Ах ты ж моя умница-разумница! — тем временем продолжала непонятно чему радоваться чужая родственница. — Вчера я боялась, что все, честь моей девочки загублена безвозвратно, а сегодня… Ах, какой замечательный день сегодня!
Что-то мне уже боязно.
— И что же такого в нем замечательного?
— Ты, моя девочка, наконец-то выходишь замуж! — счастливо воскликнула дама-гражданка и, схватив меня за руку, выдернула из кресла, после чего принялась придирчиво оглядывать, будто заподозрила подмену. — Времени очень мало. Очень-очень мало… Какая-то неделя… Столько всего нужно сделать… Платье… Гости… Ну, ничего, справимся! Успеем…
Она продолжала бормотать, перескакивая с одной мысли на другую, а я зацепилась за ту, что про мужа, и никак не могла отпустить ее. Всего каких-то пару минут назад думала, что ситуация, в которой оказалась, хуже просто быть не может.
Оказывается, может. На горизонте замаячило непонятное замужество.
— И кто же мой счастливый избранник? — спросила и задержала дыхание.
— Тот, кому хватило наглости попытаться тебя обесчестить! — с готовностью выдала «тетя».
Я с трудом сдержалась, чтобы не перекреститься. Она это серьезно? Пусть только сунется ко мне высочество — овдовею мгновенно!
— За императорского сына?!
— Ну, конечно же, нет, глупая, — ласково пожурила меня «родственница» и ринулась к сундуку, что скромно прятался за ширмой в дальнем углу. — Ты у нас пойдешь за Андрея Воронцова. Хороший род. Богатый, княжеский. Такого, моя голубка, я для тебя даже не чаяла, а вон как все обернулось.
— Но он меня не бесчестил.
Татьяна махнула рукой, мол, не стоит придираться к деталям. Главное, проблемное чадо уже почти замужем, а там и князь Вяземский сможет с чистой совестью и спокойной душой сосредоточиться на матримониальных планах.
— Его величество так распорядился. А приказы его величества не обсуждаются, — произнесла Татьяна наверняка с детства заученную фразу.
Нырнув в Софьины воспоминания, я была вынуждена признать, что да, действительно не обсуждаются.
Неприятно.
Интересно, а этот Андрей Воронцов, князь который, что думает по поводу внезапного прощания с холостяцкой жизнью?
— Князь Воронцов знает, что женится?
— И знает, и безмерно этому радуется, — оптимистично заявила Татьяна, извлекая из сундука ворох нижних юбок. — Мы все радуемся.
Ну да, особенно я.
Нахватав кучу тряпья, она перетащила все на кровать. При виде лавандового цвета платья в мелкий цветочек я едва не застонала. Смутно помню, как вчера выпутывалась из бесчисленных слоев ткани, и что-то мне совсем не хочется снова все это на себя напяливать.
Почувствовав слабость в ногах, вернулась в кресло и устало продолжила следить за действиями женщины. Все-таки далеко мне еще до свежего огурчика. Я себя сейчас скорее малосольным чувствовала. То ли с телом никак не подружусь, то ли Софья и вправду была слабой и болезной, какой ее все считали.
«Тетя» тем временем позвала служанку, смешливую девушку по имени Беляна, и отдала ей распоряжения — во что одеть княжну, как уложить волосы.
— Поторопись, — велела ей напоследок. — Князь изволит завтракать с Софьей. В полдень обещал приехать лекарь, а как отдохнешь после обеда, мы с тобой, Софушка, пойдем на вечерню, поблагодарим Многоликого за его к тебе милость.
Покомандовав служанкой и расписав мой день по минутам, Татьяна с чувством выполненного долга удалилась, оставив меня один на один со служанкой. Та хорошо знала свое дело, потому что не прошло и получаса, как я уже была готова к встрече с князем. Так и не поняла, правда, с которым. Уж лучше с неродным отцом, чем с этим Андреем.
Закончив собираться, следом за Беляной я спустилась на первый этаж и, пройдя через несколько смежных комнат, оказалась в столовой.
«Все-таки с неродным отцом», — подумала с облегчением, заметив во главе стола князя Вяземского собственной гордо-надменной персоной.
Все же о чем говорить с князем номер два, aka Воронцовым, временно моим женихом, а по сути, чужим, я представляла смутно. Ему в лице меня, точнее Софьи, подложили большую такую хрюшку.
Если уж я это понимаю, то мужчина наверняка в данный момент рвет на себе одежду, посыпает голову пеплом и загоняет крест в землю своего рода: жениться на пустышках у колдунов считалось, мягко говоря, моветоном.
Мне было искренне жаль парня, и я примерно представляла, чем руководствовался император, отдавая приказ. Наверняка задницу сына прикрывал: будущему правителю никак нельзя жениться на девице без капли магии и уж тем более иметь славу насильника. А заодно бросил кость Вяземскому, устроив судьбу его бесполезной, болезной дочурки с завидным женихом.
Софью мне тоже было жалко. Девушка точно не виновата в идиотских играх придурка-принца. К тому же князь Воронцов протормозил, не сразу бросился защищать девушку…
И вот результат: мне грозит замужество, а ему женитьба.
Пока я философствовала, застыв на пороге, князь хмурился и разглядывал меня, храня молчание.
Не сказать, что я девушка робкого десятка, но сейчас, оказавшись в просторной, богато обставленной комнате, под пристальным взглядом «папеньки» замешкалась и даже испытала смущение. Понятия не имею, что говорить. Нет, какие-то мысли были, смутные, сумбурные. Вроде бы надо как-то витиевато поприветствовать родителя (память Софьи подсказывала), однако мне совсем не хотелось перед ним расшаркиваться. Даже выдавить из себя простое «папа» — и то не вышло.