А вот описание приемных покоев супруги важного вельможи: «Три стены из четырех сплошь занимали окна, щедро наполняя комнату светом и воздухом, – трудно подобрать для нее более точное сравнение, чем оранжерея, ибо повсюду здесь благоухали дорогие цветы. Пол устилал великолепный мягкий ковер из Смирны; потолок украшали арабески и плетеные узоры, цветные и позолоченные; два длинных дивана, затянутых желтым и голубым атласом, тянулись вдоль стен; еще один диван, маленький и низкий, стоял в простенке между окнами, откуда открывалась великолепная панорама Босфора; по ковру были разбросаны голубые шелковые подушки.

В одном углу сверкал большой, изумрудного цвета кувшин богемского стекла с золотыми разводами, стоявший на таком же подносе. В другом помещался сундук тисненой кожи с узорами, насечками и позолотой, очень красивый и напоминавший замысловатой отделкой марокканские сундуки, которые Делакруа не упускает случая изобразить на своих африканских картинах. К несчастью, в эту азиатскую роскошь вклинился европейский комод красного дерева. На его мраморной доске, между двумя вазами с искусственными цветами, высились часы под стеклянным колпаком, точь-в-точь как у какого-нибудь почтенного рантье из Марэ. Подобные диссонансы, столь досадные для художника, встречаются во всех турецких домах, претендующих на хороший вкус. К этой комнате прилегала другая, убранная более просто: она служила столовой и имела выход на лестницу для прислуги.

О покоях самого владыки Т. Готье писал: «Покои султана отделаны в стиле Людовика XIV, слегка видоизмененном на восточный лад: здесь чувствуется стремление воссоздать великолепие Версаля. Двери, оконные переплеты, наличники сделаны из красного дерева, кедра или массивного палисандра с вычурной резьбой и дорогими железными оковками, усыпанными золотой крошкой. Из окон открывается чудеснейшая панорама – ни один монарх мира не имеет равных ей перед своим дворцом».

В жарком климате Востока нет ничего приятнее, чем предаваться неге в прохладной тени цветущего сада.

Мелек-ханум описала посещении сада знатной египетской дамы: «Это было удивительно красиво. Финиковые пальмы, апельсиновые деревья, цветы, и кусты были устроены с необыкновенным искусством. Даже стены были как бы задрапированы зеленью».

Лучшие сады, конечно же, были в гаремах повелителей. Образчик такого сада представлен в сказках «Тысячи и одной ночи»: «Сад, где было все, что желательно душе и услаждает очи. Там были высокие колонны и строения, уходящие ввысь, и были у сада сводчатые ворота, подобные дворцовым, и лазоревые ворота, подобные вратам райских садов, привратника которых звали Ридван, а над ними были виноградные лозы всевозможных цветов: красных, подобных кораллам, черных, точно носы негров, и белых, как голубиные яйца…

И были в этом саду плоды разнообразные и птицы всех родов и цветов: вяхири, соловьи, певчие куропатки, горлинки и голуби, что воркуют на ветвях, а в каналах его была вода текучая, и блистали эти потоки цветами и плодами услаждающими…

А на деревьях в этом саду было каждого плода по паре, и были в нем гранаты, похожие на кайраванские шарики…

И были в этом саду яблоки – сахарные, мускусные и даманийские, ошеломляющие взор…

И были в этом саду абрикосы, миндальные и камфарные, из Гиляна и Айн-Таба…

И были в этом саду сливы, вишни и виноград, исцеляющий больного от недугов и отводящий от головы желчь и головокружение, а смоквы на ветвях – красные и зеленые – смущали разум и взоры…

И были в этом саду груши – тирские, алеппские и румские, разнообразных цветов…

И были в этом саду султанийские персики разнообразных цветов, желтые и красные…

И был в этом саду зеленый миндаль, очень сладкий, похожий на сердцевину пальмы, а косточка его – под тремя одеждами…

И был в этом саду боярышник разнообразной окраски…

И были в этом саду померанцы, подобные калгану…

И были в этом саду лимоны, цветом подобные золоту, и спускались они с высочайшего места и свешивались на ветвях, подобные слиткам золота…

И были в этом саду всякие плоды, цветы, и зелень, и благовонные растения – жасмин, бирючина, перец, лаванда и роза, во всевозможных видах своих, и баранья трава, и мирта, и все цветы полностью, всяких сортов. И это был сад несравненный, и казался он смотрящему уголком райских садов: когда входил в него больной, он выходил оттуда, как ярый лев. И не в силах описать его язык, таковы его чудеса и диковинки…»

Образы гуляющих среди цветов жен султана, способных украсить самую щедрую фантазию природы, не давали покоя живописцам. Они отдали должное гаремным обитательницам, которых не могли видеть, но легко могли вообразить. На рисунках, иллюстрирующих тайную жизнь сералей, вокруг томных красавиц порхают птицы и кружатся чудесные бабочки, робко ластятся миниатюрные газели и скачут ручные обезьянки. Рабыни предлагают хозяйкам сладости и напитки, а музыкантши услаждают слух песнями.

Собрание разных по положению и красоте женщин в замкнутом пространстве, даже если это и роскошный гарем, всегда грозило бурными и непредсказуемыми событиями. Мир и покой в серале сохранялся до поры до времени, и гарантировать его не мог даже сам великий повелитель.

Многовековой опыт доказывал необходимость особой иерархии, которая хотя бы отчасти поддерживала дисциплину в кипящем страстями дамском собрании. Сей гаремный кодекс, напоминающий «табель о рангах», жестко регламентировал взаимоотношения, привилегии, права и обязанности гаремного персонала в зависимости от того, на какой ступени «служебной лестницы» находилась та или иная обитательница сераля.

Осман-Бей – один из турецкий чиновников, в своей, полной сарказма, книге «Турки и их женщины, султан и его гарем» писал: «Восточные мудрецы признали эту истину, что доказывается тем, что, наполняя свои гаремы сотнями женщин, они нашли нужным положить в основание гаремной жизни строгую дисциплинарную систему, благодаря которой мужья, имеющие три-четыре жены, могут управлять своим гаремом и поддерживать в нем порядок, повиновение. То же, что делали владетели буржуазных гаремов, должны были сделать и султаны, только в гораздо больших размерах. В самом деле, чтобы содержать и держать в повиновении тысячи женщин, они должны были создать целую конституцию со своими иерархическими степенями, своими законами и регламентами. Учреждение иерархии было безусловно необходимо, потому что иначе было бы невозможно определить место каждого члена гарема, а также и обязанности, лежащие на каждом из них.

Эта гаремная конституция не имеет основателя, автора, имя которого было бы известно потомству: она – дело необходимости и времени.

Иерархия императорского гарема представляет такой же правильный план, как и всякая другая иерархия, имеющая свои посредствующие ступени и своих субалтернов, отношения которых устанавливаются на основании прав старшинства, прав на производство, на награды и пр.