Прошло несколько часов. Уже вечер. Дочка вер­нулась. Как я перед ней виновата... Слышу: муж вор­чит, что я долго в ванной сижу,— даже не побриться; отправляет ее ужинать, а сам уходит в магазин... Меня нашел мой ребенок... Много лет назад мы сня­ли в ванной запоры, чтоб дети, когда купаются одни, не запирались, и можно было в любой момент войти, если ребенок наглотается воды или ударится. Тогда это было на пользу, но вот сейчас...

Она зашла помыть ручки, она одна в квартире, я никогда не прощу себе, что позволила ей увидеть это... Как она плакала... Как умоляла встать и выйти из воды ради нее... «Мамочка, ну встань! Ради меня, мамочка!!!»

Затем вернулся муж, крики, слезы, «скорая»... Наши ребята, они ко мне на работу ездят... Как я теперь им в глаза взгляну? Помню, что я сквозь си­лы упиралась и не дала промыть желудок... Тварь упертая.

Оля, я и тебе успела сказать что-то в «аське». Я плохо помню что: была почти без сознания, уже пе­ред «скорой», после того как меня вынули из ванны. Прости меня, моя дорогая, я и тебе сделала больно; я выбрала самых ранимых и преданных мне людей и, как последняя мразь, причинила им боль.

Мама. Муж вызвал маму. Она плакала, умоля­ла меня открыть рот, просила ради нее, а ей ведь 74 года, она еле ходит...

Один сын невозмутимо давал советы по теле­фону. Типа проверьте пульс, наложите жгуты. Посчи­тайте, сколько таблеток съела. Этакий профессор. Ничего, говорит, с ней не будет.

Следующие воспоминания обрывками... Реа­нимация, я на вязках, катетер мочевой, приносящий невыносимую боль, накладывают швы, милиционер пытается достучаться и задает вопросы... Говорят, что сначала была в терапии,— не помню... Часть жиз­ни просто выпала, меня не было...

На следующий день психиатр пришел в реа­нимацию. А я упрямо — «я снова сделаю это». Ну и нате вам, пожалуйста,— транспортировочка в пси­хиатрический стационар. И если первые два дня ко мне относились лояльно, то на третий день уравняли в правах, сняв крестик, отняв телефон и зарядное устройство. И тут моя вредная натура не выдержала: я показала им, сколько у меня еще осталось средства к самоубийству: таблетки от давления в большом количестве, два полных ингалятора, бинты, коими я обмотана, и несколько метров ткани. С меня взяли честное слово, что я ничего такого делать не буду. Я бы себя за такую дерзость на вязки определила.

Сказать, что в психушке ужасно,— это ничего не сказать... Отделение неврозов — это просто са­наторий... Когда сегодня заведующая спросила, как я настроена: полечиться у них или домой,— у меня со­мнений не было. Конечно, домой. Правда, до дому я не дошла, по дороге слегла в урологию (катетер сде­лал свое гадкое дело), да еще и некроз страшенный на руке от лейкопластыря. Я ж без сознания была, никто не знал, что у меня аллергия на латекс. Так что теперь зализывать раны и лечиться еще очень долго. Плюс сюрпризы, которые будет давать организм от токсических доз таких сильных препаратов... Что пострадало? Печень? Почки? Мозги? Все вместе? Вос­становится ли? Неизвестно пока....

Это, так сказать, расплата за глупость.

А теперь уроки.

Первый урок. Моя семья. Сколько надо иметь тупости и слепого упрямства, чтобы только вот такой ценой увидеть и услышать их чувства ко мне?

Мама: «Я тебя очень люблю, ты единственная моя надежда, мне не от кого больше ждать поддерж­ки! Ты мне нужна! Схорони меня сначала! Я люблю тебя! Уходи от своих, приходи ко мне жить, пусть жи­вут одни!»

Муж: «Ты же знаешь, как я тебя люблю! Я без тебя жить не буду! У меня на работе проблемы были, вот я и дулся! Я люблю тебя, не делай так больше!»

Дочка: «Мамочка, любимая, встань! Вста-а-а-а-нь! Ну ради меня, ну пожалуйста! Мамочка!!!»

И потом рисунки, которые она нарисовала, пока я была в реанимации...

Племянница: «Иринка, ты с ума сошла? Ты что наделала?! Как мы без тебя? Я тебя очень люблю, не делай так больше!»

Сестра (ну это вообще больной вопрос.. Она ж мне сколько раз говорила, что ненавидит меня...): «Если ты еще раз так сделаешь, я тебя убью! Приходи ко мне жить!»

Ко мне в психушку приходили все, кроме сына и свекрови. Эти двое до сих пор держатся позиции, что я ненормальная, что я якобы уже несколько раз; резала вены (интересно, где же шрамы?) и что меня лечат от какой-то ужасной психической болезни, и я просто невменяемая. Бог им судья. Надеюсь, сын когда-нибудь поймет. Мнение свекрови мне глубоко до лампочки.

Приходили все. Каждый со словами любви. Именно в психушку, не побоявшись посетить столь «привлекательную» организацию.

Это урок первый. Глупость и слепое упрямство, не позволяющее мне видеть в близких их чувства ко мне.

Урок второй. Вся моя любимая организация знает о произошедшем, и о месте пребывания меня в эти выходные. Выводы у людей разные. Я, конечно, переживу, но кто-то послабее мог бы и сдаться под напором любопытных глаз. Стыдно. Но вообще рено­ме «психа» плотнее прилипло, и мне сегодня целый день рассказывают, что у одной из наших сотрудниц началось обострение и она уже несколько дней ходит неадекватная, причем говорят таким заговорщическим шепотом, будто я причастна к ее болезни, а может, и вместе с ней обратно пойду лечиться.

Урок третий. Скольким людям вне моей семьи, но переживающих за меня, я причинила боль.

Женька. Женька. Женечка. Солнышко мое свет­лое.

Ольга.

Ира.

Ирина Геннадьевна. Мой терапевт. Представ­ляю, как ей больно, ведь, как ни крути, она несет от­ветственность за мое состояние, и хоть тысячу раз скажи я, что она не виновата, от этого груза ей изба­виться невозможно...

Тем более, вина есть, и хотя даже я сто раз по­вторю, что она не виновата, это ее пост отправил меня в ванну.

Поступок мой, но последняя капля - ее. Бог нам обоим судья. Каждый из нас понесет свой груз вины. Я никого не хочу осуждать.

Все форумчане, кто принял во всей этой исто­рии участие. Как они поддерживали меня, каждый старался вытащить меня из этой ямы...

Мои кошатники, мои друзья, к счастью, они узнали после, и не все.

Мои сотрудники.

Соседка, которую муж позвал в тот момент, ког­да меня вынул из ванны.

Многими из них я действительно манипулирова­ла, Олей и Женей точно, сказав, что произошло. Я не имела права перекладывать на них этот груз, эту вину.

Девочки, это — не ваш груз, а мой. Я хотела бы забрать его обратно.

Урок четвертый. Умирать действительно страшно. А возвращаться — еще страшнее. Потому что приходится смотреть в глаза людям, которые спрашивают — ЗАЧЕМ??? ЗА ЧТО???

А ответа нет. Вернее, то, что было ответом оказалось такой малостью по сравнению с этим да­ром, что чуть не был выброшен впустую,— ДАРОМ ЖИЗНИ.

Урок пятый. Только глупец захочет пройти весь этот путь снова. Ирина Геннадьевна, хоть я там в по­рыве чувств и кричала, что «если вы меня не возь­мете, я сделаю это обязательно», могу сказать, что это того не стоит. Никакая психотерапия, даже самая нужная в данный момент мне и самая необходимая, никакая Ирина Геннадьевна, даже самая дорогая и любимая, не стоят этого. Не стоят. У меня есть более дорогие вещи. Моя жизнь, моя семья.