Кэтрин знала Гарриет всю жизнь, все восемнадцать лет, помнила, как много выстрадала ее подруга, но не от этого слезы то и дело затуманивали ее голубые глаза с фиалковым оттенком. Более внимательный наблюдатель сообразил бы, что Кэтрин отдалась воспоминаниям, не имеющим никакого отношения к свадьбе Гарриет.

– ...взять эту женщину в жены...

Эти слова доносились до Кэтрин откуда-то издалека. Она устремила взгляд на огромный витраж над алтарем. Сквозь разноцветные стекла в помещение вливались красные, желтые, синие, зеленые лучи. Пылинки медленно оседали в них; казалось, будто новобрачные, почтительно склонившие головы перед священником, озарены неземным сиянием. В воздухе витал аромат духов. Гости деликатно покашливали, иногда перешептывались, но поспешно умолкали под возмущенными взглядами соседей. Священник благоговейно читал проповедь, и Кэтрин невольно засмотрелась на его длинные, костлявые пальцы, гадая, почему ей кажется, будто они движутся в воде, а не в воздухе.

– ...объявляю вас мужем и женой.

Демиен и Гарриет выпрямились и улыбнулись друг другу, купаясь в сиянии любви. Гости зашевелились, зашушукались, принялись оправлять смятые юбки и воротнички. Через несколько минут им предстояло покинуть церковь и пройти вслед за новобрачными по залитой солнцем дорожке к экипажам, ждущим, чтобы отвезти их в поместье Чалмерсов. Чтобы отпраздновать свадьбу единственной дочери, Уилберт Чалмерс не пожалел денег на угощение, музыкантов и украшения. Молодая пара должна была провести ночь в поместье, а утром отправиться в Лондон, чтобы вкусить радостей медового месяца, прежде чем долг призовет Демиена на службу.

А у нее все вышло по-другому, с горечью думала Кэтрин. Обменявшись краткими сухими клятвами в библиотеке, они с Александером разошлись укладывать вещи, готовясь к поспешному и тайному отъезду из Роузвуд-Холла. Две «медовых» недели стали испытанием на выносливость: Кэтрин провела их в тесном, душном экипаже, трясущемся на ухабах военных дорог, не предназначенных для колес элегантных карет. Ей пришлось не только холодеть от страха при столкновениях с дозорными отрядами, но и ссориться с мужем, который явно решил усугубить ее мучения.

– Кэтрин! Кэтрин, это было чудесно! – Новоиспеченная миссис Демиен Эшбрук метнулась к подруге, словно легкокрылая бабочка, в вихре юбок и атласных лент головного убора. Сияя от счастья, она порывисто схватила Кэтрин за руки и понизила голос, едва шевеля губами: – Ты видела, как я чуть не лишилась чувств, когда священник завел речь о супружеском долге и материнстве? Мне казалось, что все взгляды устремились на меня, все присутствующие разом зашептались.

– Если они и глазели, то лишь потому, что завидовали тебе, – заверила Кэтрин. – Пусть шушукаются сколько пожелают. Эти старые коровы никак не могут простить тебе того, что ты завладела сердцем самого достойного холостяка Англии.

Последние слова были произнесены с заговорщицкой улыбкой. К подругам приблизился Демиен. Обняв и поцеловав сестру, он извлек из кармана белого атласного жилета пять сверкающих золотых соверенов.

– Теперь никто не скажет, что Эшбрук не платит долги чести, – заявил он, протягивая монеты Кэтрин. – Какими бы сомнительными ни были эти долги!

Кэтрин и Гарриет переглянулись.

– Должно быть, он платит за потерянную свободу, – без обиняков предположила Кэтрин. – Насколько я помню, он поклялся остаться холостяком до сорока лет.

– До тридцати, – поправил Демиен. – И поскольку тридцать мне стукнет через полгода, я почти сдержал клятву. И все-таки ты первая предсказала, что я вскоре расстанусь с холостяцкой жизнью, и поставила пять золотых соверенов. Дорогая Китти, я с радостью признаю твою победу и плачу проигрыш!

Не обращая внимания на удивленно поднятые брови гостей, Демиен обнял Гарриет за талию и притянул к себе. От пылкого поцелуя новобрачная раскраснелась так, что сквозь слой рисовой пудры на ее носу проступила россыпь веснушек.

Ласковый упрек Гарриет и добродушное извинение Демиена не могли не вызвать у Кэтрин улыбку. Их радость была неподдельна, любовь друг к другу – открыта, бесхитростна, лишена оттенка сомнений и колебаний. И по характеру они подходили друг другу. Застенчивая, скромная Гарриет была предана Демиену всей душой, а сильный, выносливый, заботливый и внимательный Демиен был готов свернуть горы ради своей жены. Замашки лорда Эшбрука он не унаследовал. Демиен уже перебесился, отдал дань безумствам ранней молодости; он был стройным и привлекательным, умел подолгу поддерживать витиеватые учтивые беседы. Ходили слухи, что у него были любовницы в Лондоне и в Ковентри, но Кэтрин знала, что он забыл об обеих в тот же миг, как только обнаружил, что Гарриет Чалмерс уже не прежняя веснушчатая девчушка с косичками, в передничке и панталончиках с оборочками.

Брак пойдет ему на пользу, думала Кэтрин. Как и рождение ребенка.

Она перевела взгляд на пять золотых монет, блестящих на фоне серой лайковой перчатки, и вспомнила вторую часть пари: она поклялась заставить Гамильтона Гарнера сделать ей предложение, прежде чем ей исполнится девятнадцать. Выиграла ли она, если вышла замуж годом раньше, но совсем за другого человека?

Улыбаясь, она вложила монеты в ладонь Гарриет.

– Это моему племяннику, – прошептала она, – или племяннице... как распорядится судьба.

– Судьба тут ни при чем, – решительно заявил Демиен. – Я уже решил, что у нас будет трое сыновей и три дочери – именно в таком порядке, и не иначе.

– Вот как? – усмехнулась Кэтрин. – А если Господь одарит тебя только дочерями?

– Тогда мы назовем их всех в честь моей сестры и будем надеяться, что они разобьют множество сердец!

Со смехом Кэтрин и Гарриет подхватили его под руки и направились к распахнутым дверям церкви, в которые вливалась струя бодрящего осеннего воздуха. На крыльце их мгновенно обступили гости, и Кэтрин, улучив минуту, незаметно выскользнула из толпы. Она была не расположена вести словесные поединки с чопорными матронами, которые стаей, подобно грифам, набрасывались на самые пикантные подробности сплетен и скандалов. Ни одна из этих светских хищниц не упускала случая нанести удар исподтишка, а Кэтрин никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной и уязвимой, как теперь, через шесть недель после возвращения в Дерби. Взбираясь по общественной лестнице, мистрис Эшбрук приобрела немало врагов и соперниц, которые были только рады случаю отомстить ей.

Местное общество до глубины души возмутило то, что она дерзнула появиться в Дерби после того, как стала призом для победителя дуэли, которую затеяли двое мужчин – по-видимому, ее любовники. Поскольку Кэтрин вернулась домой одна, она наверняка стала бы посмешищем, если бы не роскошная новенькая карета, запряженная четверкой, второй экипаж и шестеро слуг в ливреях, внесших в дом бесчисленные набитые сундуки, свидетельство богатства и щедрости ее супруга.

Кэтрин пришлось отвечать на нескончаемые вопросы – к счастью, при этом Демиен не покидал ее ни на минуту. Да, Рефер Монтгомери очень богат. Да, он преуспевающий делец, его имя и репутация широко известны в кругу судовладельцев, он уже давно поддерживает торговые отношения с колониями. Вот и теперь он отправился в одну из колоний, отложить поездку не удалось. Он настоял, чтобы Кэтрин покамест погостила в Роузвуд-Холле и развеяла сомнения родных и друзей насчет ее брака.