– Не, – отрицательно покачал головой Вадик, который сам мечтал о карьере клипмейкера. – У нас же будет видео, что мы ничего плохого не делаем. Никто потом никому ничего не докажет. А я все смикширую и наложу звук.

Компания одобрительно загудела, и ребята двинулась к эскалатору. Никита чуть не забыл свой подарок – воздушного Микки Мауса, который выглядел так, словно сам объелся фастфудовской снедью. Встречным потоком воздуха игрушку сдуло куда-то вбок, и длинная веревочка зацепилась за лайтбокс. Пластиковый Микки на секунду скорчил недовольную гримасу, а потом громко пукнул и разлетелся на куски.

4

От звука выстрела Валик невольно вздрогнул. Василий Петрович заметил, что его помощник изрядно нервничает. Они были в этом тире уже в пятый раз, но юный стрелок попадал только в «молоко».

– Так, боец, смотри сюда, – по-военному скомандовал Василий Петрович. – Руку поднимаешь плавно. Да стой, не дрыгайся. Ты же не девка, а нормальный мужик! Во-от, правильно. Пла-а-вно. А-гонь!

Валик зажмурился, нажал на курок и снова вздрогнул при отдаче.

Скрягин свел широкие брови к переносице и недовольно почесал указательным пальцем щеточку усов.

– Экий ты тюфяк, Макушин! – выругался он как можно интеллигентнее. – Ну, скажи мне, зачем я тебя в институт устроил? Чтобы ты дурака валял? Не-ет, друг мой любезный. Мне помощник нужен, а не тюфяк. Давай еще двадцать выстрелов. Заряжай!

Было уже около половины десятого вечера, и в пустом тире никто не мешал двум стрелкам. Под трибунами старого стадиона отдавались хлопки рассыпались, точно горох, и замирали где-то в темноте. Вахтер, которого Петрович дружески похлопал по плечу при встрече, отдал ему ключи, чтобы они могли тренироваться тут сколько влезет. Взамен Скрягин вручил старому знакомцу мужской поллитровый сувенир. Он уже неделю собирался сюда, чтобы самому пострелять вволю. Но сейчас, спустя полтора часа занятий отставник Скрягин вместо былого воодушевления чувствовал раздражение и усталость. Мазила Макушин, хоть и изображал старательного ученика, никак не мог освоить простое движение – присоединить магазин к рукоятке. О меткости своего подопечного Василий Петрович вообще предпочитал не думать: если, не ровен час, Макушину придется прикрывать его, то вообще неизвестно, в каком направлении полетит его пуля.

Глядя на сопящего ассистента, Скрягин в сердцах произнес:

– Да пошевеливайся ты, голуба! А то мы, бляха-муха, тут заночуем!

– Да я стараюсь, Васильпетрович, – загнусавил в ответ помощник. – Но он не вставляется!

– Кто?

– Да эта штуковина!

В ответ «Васильпетрович» лишь устало отмахнулся:

– Эх, ты, боец, Иван-огурец! Давай сюда.

И зачем он только пригрел этого недотепу? Лучше бы взял кого-нибудь побойчее. Но парня побойчее с его собственной легкой руки осенью отправили служить на Крайний север. Как же его звали? Коля? Вася? Скрягин вдруг вспомнил маленького, но очень шустрого третьекурсника. Он то и дело «стрелял» у Макушина деньги и сигареты, а Валик, тогда еще просто староста группы, каждый раз бегал жаловаться директору.

– Ладно уж, не торопись, – с досадой вздохнул наставник, – а то еще палец прищемишь.

Когда-то лейтенант Скрягин часами учил молодых бойцов собирать и разбирать автоматы. За двадцать пять лет воинской службы ему пришлось побывать в самых разных местах, которых журналисты и политики называют горячими точками. Воспоминания об этих путешествиях, яркие, как вспышки гранат, теперь не давали ему заснуть каждую ночь. Он ворочался в постели, комкая простынь, а молодая жена все дальше отодвигалась от него.

– Давай, сбегай за мишенями, – бросил он помощнику. – Одна нога здесь, другая там.

Он на секунду вдруг представил, что лежит в кровати не с чернобровой двадцатилетней красавицей, с белесым, точно моль, Макушиным. От этой мысли Скрягина передернуло, и он брезгливо сплюнул на пол.

Адъютант тем временем уже бежал обратно с мишенями. Все выстрелы были «в молоко».

Майор строго произнес:

– Если в следующий раз ни разу не попадешь, комиссую тебя как непригодного. А еще лучше – отправлю в Красную армию.

Валик вздрогнул:

– Нет-нет, Васильпретрович! Только не это! Я же вам ничего плохого не сделал!

За прошедший год Валик отрастил такое же брюшко, как у шефа, и перенял у него пренебрежительно-требовательную манеру разговаривать с подчиненными.

– А может, мне специальные очки заказать для стрельбы? – с обидой в голосе поинтересовался он.

Скрягин засмеялся:

– Для стрельбы! О-хо-хо! Вы, Валентин Валентинович закажите себе лучше пенсне. Будете, как Чехов с портрета.

Помощник чем-то отдаленно напоминал Скрягину очкастого классика.

Валик понимающе засмеялся, а Скрягину вдруг стало не до шуток:

– Да ты понимаешь, что стрельба может начаться когда угодно? Где угодно?

Макушин посмотрел на хозяина с видом виноватого спаниеля. Он же так старался! Бегал туда-сюда, целился. Вот, все пальцы в масле. Вспотел весь…

– Пойми, Валик, – чуть мягче произнес Скрягин, – любое дело надо защищать, и защищать с оружием в руках. У меня на тебя большие надежды.

– Спасибо, Васильпетрович, – с достоинством вставил тот. – Постараюсь оправдать.

Не слушая его, Скрягин продолжал:

– Вот представь: подходят к тебе пятеро и просят денег. Что ты будешь делать?

Макушин замялся:

– Ну, я скажу, что у меня все деньги на карточке. А что?

Но шеф не унимался:

– А если попросят закурить?

Адъютант обиделся:

– Я же не курю! И вы, Васильпетрович, об этом хорошо знаете!

Но Скрягин лишь хмыкнул:

– Я-то знаю. А хулиганы – нет.

Майор шумно высморкался:

– Ну, ты и валенок, голуба! Ты что, не знаешь, что просьба закурить – лишь повод? Особенно, если хулиганов больше двух.

– Так что же мне сказать? – Макушин напрягся.

Скрягин задумался, достал сигареты, но потом вспомнил, что здесь нельзя курить.

Высморкавшись, он тихо произнес:

– А говорить ничего не надо. Надо чем-то их отвлечь. Перчатки вынь из кармана и брось им в лицо.

Валик побледнел:

– Вызвать хулиганов на дуэль? Сразу пятерых? Вы шутите, Васильпетрович!

– Да при чем тут дуэль! – с раздражением воскликнул тот. – Начитались! Ты их отвлечь должен, вот и все. Хоть перчатками, хоть ботинком.

Но неловкий секретарь никак не понимал логики начальника:

– А что потом?

– А потом делай ноги, голуба! Или стреляй в воздух, если есть пистолет. Правда, – он снова задумался, отчего щеточка его усов заходила туда-сюда, – потом никому не докажешь, что нападали на тебя, а не ты.