Поэтому Саманта поблагодарила Бобби, но поспешила отказаться. Ей даже показалось, что тот вздохнул с облегчением. Парнишка предложил ее познакомить с музыкантами, явно не подумав, и сразу же опомнился — ведь им может не понравиться такая инициатива с его стороны: сложив инструменты, те собирались своей маленькой компанией посидеть, отдохнуть, и, скорее всего, их вряд ли бы обрадовало появление кого-то со стороны.

Бобби попрощался и вернулся к своим прямым обязанностям, а Саманта поспешила выйти из клуба, пока не передумала. Как ни обидно было упускать такую замечательную возможность познакомиться с этими талантливыми людьми, но она давно выбрала для себя иной путь, чем тот, которым ей хотелось следовать в ту минуту.

На улице было прохладно. Лето еще не вступило в свои права и ночи были заметно холоднее дней. Саманта накинула рубашку, хотя разгоряченное после активных движений тело еще хранило тепло. Умом она понимала, что следует поймать такси и отправляться домой, но не чувствовала в себе силы поступить так.

Концерт словно освободил что-то в ней, то, что она давно держала в узде. На несколько часов Саманта снова стала сама собой, и ей абсолютно не хотелось расставаться с собой настоящей. Этой Саманте не надо было притворяться, изображать из себя идеального законопослушного гражданина, пример для подрастающего поколения и гордость отца. Ей хотелось петь, лететь на крыльях через ночь, смеяться от восторга. В голове звучал проникновенный голос вокалиста, сердце еще помнило, как вторило ударным, душа пела звоном гитарных струн. Такси мигом домчало бы Саманту до ее шикарной квартиры — результата усилий модного дизайнера и предмета мечтаний многих рядовых американцев, — но возвращаться туда немедленно ей не хотелось. Идти бы так всю ночь, куда глаза глядят, ощущать себя свободной, слушать песню души.

Предаваясь размышлениям, Саманта не заметила, что от самого клуба за ней нетвердой походкой следовал тот «кожаный» мужик огромного роста, которого она отшила в клубе во время перерыва и про которого уже давно и думать забыла, полагая, что тот потерял к ней интерес. Однако она ошибалась, он не забыл ничего, весь концерт продолжал накачиваться алкоголем и издалека наблюдать за ней.

Саманта вздрогнула от неожиданности, когда за спиной раздался его хриплый пропитой бас:

— Куда ты так спешишь, детка? Где же твой дружок? Такой красотке не следует оставаться одной. Иди ко мне, мы с тобой славно развлечемся.

Она вынырнула из мечтаний, и сердце ее разогналось от страха. Откуда-то пришло понимание, что в подобной ситуации заморозить его презрительным взглядом или осадить хлесткой фразой ей не удастся. Саманта промолчала и, не оборачиваясь, прибавила шагу, она чувствовала, что ей грозит нешуточная, вполне реальная опасность. В глаза моментально бросилось то, что ярко освещенная улица, обычно довольно оживленная даже в поздний час, по несчастливому стечению обстоятельств вдруг оказалась пустынной. Ни случайных прохожих, ни машин. Адреналин гулкими ударами забился в висках.

— А ну стой, — прохрипел «кожаный», почувствовав, что добыча не испытывает ни малейшего желания подчиниться ему и пытается ускользнуть. Нетвердые шаги за спиной ускорились и зазвучали громче.

Саманта краем глаза заметила движение сбоку, почувствовала тяжелое дыхание возле уха, следовало срочно что-то предпринять. Она резко шагнула в сторону, надеясь, что преследователь по инерции проскочит мимо, а она тем временем даст деру, скроется за поворотом, а там…

Но маневр не прошел: парень на удивление ловко для пьяного схватил ее за рукав. Саманта рванулась изо всех сил, и джинсовая рубашка осталась у него в руках. Пытаясь увернуться, она шагнула в сторону полутемного провала между зданиями, и теперь преследователь оказался между ней и основной улицей. Путь к освещенной дороге и назад к клубу был отрезан.

Саманта, недолго думая, рванула глубже в подворотню. Как спасение она увидела впереди небольшую дверь, освещенную фонарем, и побежала к ней, набирая воздух в легкие.

Крикнуть она так и не успела, пьяный обожатель нагнал ее, набросился сзади, повалил и всем весом вжал в землю. Пытаясь вырваться, она исцарапала об асфальт все руки, но скинуть его с себя так и не смогла. От возни парик съехал у нее с головы и теперь валялся в пыли.

— Так ты, оказывается, блондиночка! Прелесть! — распалялся мужик, зажимая ей рот потной вонючей ладонью. Вторая ладонь тем временем пыталась нащупать молнию ее джинсов.

Саманта дралась как дикая кошка, тело само угадывало спасительные движения: укусить, лягнуть в голень, в пах, вцепиться дрожащими пальцами в лицо, выкрутиться из захвата. И хотя силы, конечно, были явно не равны, ей все-таки удалось вырваться: она чудом попала-таки в самое уязвимое место любого мужчины, хотя для хорошего размаха у нее и не было достаточного пространства. Парень чертыхнулся и на мгновение отпустил Саманту. Воспользовавшись этим, она вертко откатилась в сторону, вскочила и кинулась прочь, к просвету основной дороги, откуда только что попала в подворотню. Снова услышав хриплое дыхание за спиной, из последних сил рванула вперед и вылетела из подворотни на освещенную улицу.

— Помогите, — просипела она чужим голосом, на полном ходу врезавшись в одинокого пешехода.

Этот концерт почему-то сильно вымотал Джейсона. Выступая на сцене, он всегда отдавал все свои силы. Как говорится, выкладывался по полной, раскрывался перед толпой, обнажал душу. Иначе он не умел. Было время, когда он пытался смотреть на концерты, как на обычную работу: пришел, отпел, получил деньги и ушел. Но так и не сумел научиться экономно расходовать силы, отстраняться от зрителя, бездушно выполнять дело. Каждый раз он творил, заново вкладывал в каждую песню частичку своей души, без остатка тратил силы.

Обычно он, конечно, уставал, но до сего дня выступления ни разу так его не изматывали. Да, почти всегда он уходил со сцены физически и психологически утомленным, но при этом испытывал удивительные, непередаваемые ощущения: какую-то не тягостную, а, напротив, приятную опустошенность и удовлетворение, легкую щекочущую слабость и радостную, будоражащую дрожь. Усталость казалась совсем малой ценой за то, что он каждый раз уносил с собой.

Сегодня все было иначе, все казалось бессмысленным и нелепым. Может, это старость? — вдруг подумалось ему. Хотя какая, к черту, старость в тридцать восемь лет! Это же самый расцвет для холостого мужчины. Когда много сил и никаких связывающих обязательств.

Может, во всем виноват тот глупый эпизод перед концертом, которому никто, кроме него, не придал значения. Там, в подсобке, когда его взгляд натолкнулся на девчонку, пьющую пиво — скорее всего, подружку Бобби, — он, Джейсон, испытал легкое разочарование. Не такими должны быть его поклонники. Может, он что-то упустил из виду, когда выбирал себе занятие по душе? Может, ему следовало пойти работать по специальности — просиживал бы штаны в какой-нибудь лаборатории, ставил опыты, а не пытался на весь белый свет обнажать свои чувства. Такая огромная ответственность — влиять на мысли и эмоции других людей. Ведь тут так легко ошибиться, так трудно предугадать реакцию разных людей.