– Уже день, – заметил он. И добавил ворчливо: – Я этого чувака в натуре уважал, вы знаете?

Тем временем мимо бара ожившей моделью из статической механики струился кошачий поток, не ослабевая и не утончаясь, а потом внезапно выключился, и Стрэйнт снова опустела. В портняжной лавке напротив сливали в канализацию белки, составлявшие некогда тело Джо Леони.

* * *

В гражданском космопорту громоздились выше крыш полускрытые туманом круизные корабли; по узким улицам с высокими домами двигались рикши и татуированные ребята, перевозя туристов из нового кафе «Аль-Актар» в Манитаун, из Церкви на Скале в Рок-Церковь,[5]а вокруг вились вуалями и колыхались обрывками теневые операторы, нашептывая:

– …зрелище, которое пожелает увидеть каждый, дискурс противоположностей…

К восьми часам весь город Саудади наводнили шубки цвета меда или конского каштана, скроенные так, чтобы развеваться на ветру подобно легкой ткани. Что это за деньги? Откуда? Из-за пределов планеты. Корпоративные деньги. При всей жестокости производящей их торговли трудно было отрицать, что одеяния эти красивы, а обладательницы роскошны.

Вскоре после того, как последний кот исчез в городских дебрях, в бар вернулась клиентка Вика.

Вик вернулся грязным, а она – чистой. В ее облике нельзя было заметить никаких перемен, разве что плечи чуть обвисли, а лицо застыло. Она не вынимала рук из карманов шубки. Из одежды ничего не пропало, но голову она держала аккуратнее прежнего, неотрывно глядя вперед, словно у нее болела шея, а может, что-то постоянно маячило на краю поля зрения. Язык тела ее стал неясен. Она осторожно устроилась за столиком у окна, закинула ногу за ногу и тихо попросила принести ей выпить. Посидев немного, сказала:

– Я хотела бы узнать, не может ли тут кто передать тому человеку остаток причитающихся ему денег.

Антуан радостно подался к ней.

– Я могу это сделать, – предложил он.

– Нет, не можешь, – предостерегла его Лив Хюла. Женщине в шубке она сказала: – Вик – дешевка, он тебя там умирать бросил. Ты ему ничего не должна.

– И все же, – настаивала женщина, – я думаю, что он заслужил свои деньги. Вот они. Ну и потом, так же честно будет. – Она продолжала неотрывно глядеть прямо перед собой. – Я, пожалуй, удивлена тем, как неприятно это.

Лив Хюла отдернула руки.

– Почему они сюда приходят? – спросила она Толстяка Антуана, понизив голос. Не успел он ответить, как она продолжила: – Бросают уют и безопасность корпоративного тура и являются сюда, в бар. И всегда за нашим Виком.

– Эй, – сказал толстяк, – ну Вик же хороший парень.

– Вик – клоун, Антуан, как и ты сам.

Антуан поднялся было с таким видом, словно намерен оспорить это обвинение, но лишь передернул плечами. Клиентка Вика улыбнулась ему слабой ободряющей улыбкой, но затем отвела взгляд. На пару мгновений растянулось молчание, затем скрипнул отодвинутый стул, и у столика, где разворачивались эти события, возникла Ирэн-Мона. Ее маленькие полиуретановые туфли зацокали по половицам. Вытерев слезы, она полезла за помадой. Она уже пережила утрату Джо Леони. Куда теперь ей инвестировать свои солидные запасы жизненной энергии? Перед Ирэн, как согласился бы каждый, простиралось будущее, притом превосходное, приятное. У нее были свои планы, и тоже превосходные. Хотя, конечно, память о Джо еще на много лет задержится в ее сердце, потому что так пристало девочке, которой она себя знала.

– Это отличная шуба, я вам говорю, – сказала она, протянув руку.

На миг женщина словно бы пришла в замешательство. Затем пожала Ирэн руку и ответила:

– Спасибо. И правда отличная.

– Очень красивая, – согласилась Ирэн, – я ею восхищаюсь.

Она отвесила легкий поклон, будто размышляя, не добавить ли что-нибудь, потом внезапно отошла прочь, села и стала возиться со своим бокалом.

– Ты будь с ним помягче, дорогая, – крикнула она из-за своего столика Лив Хюле. – Он ведь всего лишь мужчина.

Трудно было судить, о ком именно она говорит.

– Я думаю, он заслужил свои деньги, – обратилась к ним женщина в шубке. Когда ответа не последовало, она положила деньги на столик перед собой, крупными купюрами. – В любом случае – они здесь для него.

Она поднялась теми же осторожными движениями, привычка к которым успела у нее развиться.

– Если он вернется… – начала она. Достигнув двери, постояла на пороге, в замешательстве глядя вверх по Стрэйнт-стрит в сторону Зоны Явления, безмолвной, угрюмой и подозрительной, уже окутанной дневным дымом химических пожаров. В конце концов улыбнулась двум женщинам в баре, закончила: «В любом случае, спасибо» – и пошла обратно в город. Эхо ее шагов слышалось вроде бы еще очень долго.

– Иисусе! – только и сказала Лив Хюла. – Эй, Антуан, хочешь еще выпить?

Но толстяк тоже ушел. Видимо, ему наконец надоело, как с ним тут обращаются. Он просто старался приспособиться: человек, повидавший столько же, сколько любой другой, но больше, чем некоторые. Он сердился, когда его не хотели слушать. Да что за хрень собачья! – подумала она. – Все валится.

По крайней мере, он теперь выбрался из бара навстречу утру, направляясь туда, где легче дышится, – к Манитауну и узкой полоске торгового поля чудес к югу от Стрэйнт, мимо космопортов и к морю. Он щурился в отраженном далекой водной гладью свете, словно стараясь там разглядеть нечто не свойственное этим местам, нечто, так или иначе оставшееся при нем. То, чего он, наверное, и не мог бы потерять. Он решил поискать работу. В портах всегда есть работа.[6]

Спустя пару вечеров после вышеописанных событий человек, похожий на Альберта Эйнштейна, вошел в другой бар, вдали от деловых кварталов Саудади, там, где ореол, окаймлявший город подобно затененной области на карте, встречался с морем.

В отличие от «стыковки» Лив Хюлы, кафе «Прибой» располагало двумя залами. Сообразно своей протяженности назывались они Лонг-бар и Шорт-бар; последний был отведен для пьянчужек и залетных клиентов. Человек, похожий на Эйнштейна, проследовал прямо в Лонг-бар, заказал себе двойной «Блэк Харт» без льда и удовлетворенно воззрился на дорогой ретро-интерьер: мраморные колонны, дизайнерские ставни, плетеные столики, отполированные до блеска хромированные подставки. Со стен, из начищенных алюминиевых рам, улыбались ему звезды старого кино, а с полок холодильника поблескивали бутылки пива экзотических сортов. Под красной неоновой вывеской «КАФЕ „ПРИБОЙ“» отрабатывали вечернюю программу, дойдя уже до середины, клавишник-аккордеонист и тенор-саксофонист.