Класс, казалось, стал проявлять интерес к его словам.

— Избиения. Секретная полиция. Пытки в залитых светом подвалах. Приговоры без суда. Вырывание ногтей клещами. Дыба. Пытка водой. Выдавливание глаз. Команда палачей для расстрела промозглым утром… И все это из-за разочарования. Интерфаза.

Тристрам улыбнулся классу очень доброй улыбкой. Класс ждал продолжения рассказа о жестокостях. Вытаращенные глаза учеников блестели, рты были открыты.

— Сэр, — подал голос Беллингем. — А что такое пытка водой?

Беатриса-Джоанна, оставив за спиной прохладную ширь животворящего моря, вошла в открытый зев Министерства, пахнувший так, словно его только что опрыскали дезинфектантом. Она протолкалась к конторке с вызывающей надписью: «ВЫРАЖЕНИЕ СОБОЛЕЗНОВАНИЙ». Множество потерявших детей женщин теснилось у барьера; некоторые, болтавшие с беззаботным видом, были одеты в выходные'платья и цепко сжимали свидетельства о смерти, словно пропуска в лучшую жизнь. В воздухе чувствовался запах дешевого спиртного напитка — «алка», как его называли. По увядшей коже и тусклым глазам Беатриса-Джоанна узнала заядлых любительниц алка. Для них день, когда в залог был отдан даже утюг, давно миновал. А Государство прощало убийство младенцев.

— … как-то запутался и задохнулся в пеленках. Ему и было-то всего три недели.

— А мой обварился. Опрокинул чайник прямо на голову.

Сказавшая это женщина улыбнулась с гордым видом, словно ребенок сделал нечто умное.

— … выпал из окна, да. Играл, конечно.

— Денежки-то будут кстати.

— Да-да, это уж точно.

Стройная девушка-нигерийка взяла у Беатрисы-Джоанны свидетельство о смерти и пошла в центральную кассу.

— Да благословит вас Бог, мисс, — пробормотала какая-то старая карга. Судя по внешности, она давно миновала тот возраст, когда рожают детей. Старуха сворачивала банкноты, которые подала ей служашая-евроафриканка. — Да благословит вас Бог, мисс.

Пересчитывая мелочь неловкими руками, счастливая, ведьма заковыляла прочь. Девушка-клерк улыбнулась, услышав старомодное выражение: Бога нынче не часто вспоминали.

— Пожалуйста, миссис Фокс. — Красивая нигерийка вернулась. — Шесть гиней три септа.

Откуда взялась именно такая сумма, Беатриса-Джоанна не стала спрашивать. Преследуемая внезапно вспыхнувшим чувством вины, которому она не могла найти объяснения, она торопливо засунула деньги в сумочку. Трех-шиллинговые монеты — «септы», как их называли, — трижды блеснули, скользнув в кошелечек для мелочи; тройня Карлов Шестых насмешливо улыбалась левым профилем. В отличие от обычных смертных, Король и Королева не подпадали под действие законов о рождаемости: в прошлом году погибли три принцессы, все разом, в одной авиакатастрофе, а родовая преемственность престолонаследия должна быть гарантирована.

«Не нужно больше детей!» — призывал плакат. Беатриса— Джоанна сердито протолкалась к выходу. Остановившись в вестибюле, она почувствовала себя безнадежно одинокой. Сотрудники в белых халатах, озабоченные и проворные, как сперматозоиды, пробежали в Отдел разработки противозачаточных средств. Лифты сновали вверх и вниз между многочисленными этажами Отдела пропаганды.

Беатриса-Джоанна ждала. Мужчины и иолумужчины сновали вокруг нее, щебеча и сюсюкая. И вдруг она увидела, точно в то время, как и ожидала, брата своего мужа, Дерека, своего тайного любовника Дерека. Он шел, сунув портфель под мышку, и, поблескивая перстнями, которые загорались, один за другим, на вытянутых пальцах рук, что-то оживленно говорил франтоватому коллеге. Наблюдая эту великолепную имитацию обычного поведения гомосексуалиста — второй, прилюдный облик Дерека, — Беатриса-Джоанна так и не смогла бесследно подавить ту вспышку презрения, которая возникла где-то внутри. Она уже слышала обрывки его речи; его движения были грациозны, как у танцора. И никто не знал, никто, кроме нее, не знал, что за сатир скрывается за этой внешностью существа без пола. Многие говорили, что он, вероятно, сможет забраться весьма высоко по иерархической лестнице Министерства. «Если бы его сослуживцы знали, — подумала Беатриса-Джоанна с неожиданной злобой, — если бы только его начальство знало!» Она могла уничтожить его, если бы захотела. Могла ли? Конечно же, нет. Дерек был не из тех людей, которые позволяют себя уничтожать.

Беатриса-Джоанна стояла в ожидании, скрестив руки на груди.

Дерек Фокс прощался с сослуживцем («Очень хорошее предложение, дорогой мой. Обещаю вам, завтра мы обязательно что-нибудь придумаем»), с лукавым видом трижды похлопав его по левой ягодице. Затем он увидел Беатрису-Джоанну, осторожно оглянулся по сторонам и подошел поздороваться. Глаза Дерека ничем не выдавали его чувств.

— Привет! — заговорил он, грациозно покачиваясь. — Что нового?

— Он умер сегодня утром. Он теперь… им теперь… — Беатриса-Джоанна овладела собой, — им теперь занимается Министерство сельского хозяйства.

— Дорогая моя…

Это было сказано голосом любовника. Так, как говорит мужчина женщине. Дерек украдкой огляделся кругом и прошептал:

— Лучше, чтобы нас не видели вместе. Можно, я зайду к тебе?

Беатриса-Джоанна, после некоторого колебания, кивнула.

— Когда мой дорогой братец вернется сегодня домой? — спросил он.

— Не раньше семи.

— Я заскочу. Я должен быть осторожен. — Дерек улыбнулся, как королева, проходившему мимо коллеге, мужчине в кудряшках на манер Дизраэли. — Какие-то странные вещи происходят, — продолжал он. — Мне кажется, за мной следят.

— Но ты ведь всегда так осторожен, — проговорила Беатриса-Джоанна чуть громче, чем следовало бы. — Ты всегда чертовски осторожен, даже слишком!

— Ах, успокойся, пожалуйста, — прошептал Дерек. — Смотри, — он выглядел слегка взволнованным, — видишь человека, вон там?

— Какого человека? Вестибюль кишел людьми.

— Вон того, маленького, с усами. Видишь? Это Лузли; я уверен, что он следит за мной.

Она увидела того, о ком он говорил: это был маленький, выглядевший одиноким человек с запястьем у уха, словно проверявший, идут ли у него часы. На самом деле, стоя в сторонке, у края толпы, он слушал свое микрорадио.

— Иди домой, дорогая, — сказал Дерек Фокс. — Я зайду через час.

— Скажи это, — приказала Беатриса-Джоанна. — Скажи прежде, чем я уйду. –

— Я люблю тебя, — произнес Дерек одними губами, словно через оконное стекло.

Эти слова, которые говорит мужчина женщине, были непристойны в этом обиталище антилюбви. Лицо Дерека исказилось так, словно он жевал лимон.

— Но, — продолжал урок Тристрам, — Интерфаза, конечно, не может длиться вечно.

Вдруг его лицо исказила маска боли.