Естественно, Софи не хотела. Она хотела всего лишь быть собой. Но похоже, на телевидении это невозможно. Каждый раскрашивается, как индеец перед боем.

— Не забывайте, мы в прямом эфире. На вас смотрит вся страна.

Софи молча кивнула. Могла бы и не напоминать — и так осознание того, что перед экранами телевизоров сейчас сидят тысячи людей, вызвало внутри нее мелкую противную дрожь. Часы на руке показывали, что до начала передачи остались считаные секунды.

Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…

— С вами Моник Корни! Прямой эфир из «Студии-один», Париж. Добрый вечер!

На маленьком мониторе Софи увидела, что публика встретила ведущую бурной овацией. Софи вспомнила, что не раз встречала фотографии Моник в глянцевых журналах, когда от скуки перелистывала их в парикмахерской. А телевизор она не смотрела уже очень давно, большинство новостей черпая из деловых газет и Интернета.

Она вздохнула, вспомнив, с каким удовольствием уединялась раньше у себя в комнате с хорошим романом. Какие яркие, жизнеутверждающие картины возникали перед ее внутренним взором, давая силы и энергию… А теперь Софи едва хватало времени на газеты и необходимую профессиональную литературу. Книги, кино, долгие прогулки — все, что она искренне любила, не вписывалось в бешеный ритм ее делового графика.

«Это всего лишь переходный период, — утешала она себя. — Как только с фирмой все наладится, у меня снова появится личная жизнь».

Рукоплескания смолкли, когда ассистент режиссера опустил табличку с надписью «Аплодисменты».

«Сплошное вранье, — промелькнуло у Софи в голове. — Зачем миллионы людей день за днем проводят у экранов? Неужели они не знают, что крохотная группка редакторов их дурачит? — И тут же одернула себя: — Надо быть честной — прежде я ведь и сама не прочь была посидеть перед телевизором. Сидеть, смотреть и тупеть, лишь бы ни о чем не думать».

— Я приветствую первого гостя нашей студии — Софи Лойес!

Софи подтолкнули в спину.

— Ваш выход, — прошипел чей-то голос.

Софи послушно начала пробираться через змеящиеся под ногами провода.

«Нечего было соглашаться на эту авантюру», — повторяла она про себя. Она надеялась на то, что грим не потечет и что зрители не увидят ее со скошенными к вискам глазами и сползшей на подбородок улыбкой. Уверенности ей это не прибавило бы точно.

Прожектора ослепляли. Софи с удовольствием закрыла бы лицо руками, чтобы окончательно не потерять зрение. Но ее заранее предупредили, чтобы она ни в коем случае этого не делала.

Гром оваций. Софи знала, что они предназначены вовсе не ей, а тому из ассистентов, кто поднял табличку с надписью «Аплодисменты».

— Добро пожаловать, Софи! Пожалуйста, присаживайтесь.

Моник Корни появилась перед ней и показала рукой на диван, который стоял напротив кресла ведущей. Софи прищурилась. Из-за нестерпимо яркого света она почти ничего не видела. Зато диван оказался удобным и мягким.

— Софи, в чем же секрет вашего успеха?

— В целесообразности, госпожа Корни.

Трудно начать беседу лучше… Впрочем, и вопрос, и ответ были заранее согласованы с редактором. Похоже, Моник играет честно. Значит, все пройдет как по маслу. Вечер станет ее, Софи, триумфом.

— Скажите, вы очень заняты на фирме? У вас остается время на личную жизнь?

Софи вовремя сдержалась, чтобы не вскрикнуть: «Этого вопроса нет в списке!» Вместо этого она заставила себя мило хохотнуть, чтобы потянуть время. Ее личная жизнь никого не касается. Может, не отвечать, и все? Но это выставит ее перед зрителями недалекой или невоспитанной женщиной…

Пока она паниковала, в разговор вмешался уверенный баритон:

— Вероятно, дама занимается личной жизнью, только если это целесообразно.

— А вот и наш следующий гость, — с удовольствием произнесла Моник. Видимо, этот эффектный выход был спланирован заранее.

Оливье Дюрран, швейцарский кондитер, пружинистой походкой вышел из-за кулис. Он небрежно плюхнулся на диван рядом с Софи и развалился, положив ногу на ногу.

Просто представить его в кальсонах. К своему ужасу, Софи вынуждена была признать, что это вовсе не так уж сложно. Только почему-то не смешно, а… волнующе.

Оливье не подозревал, о чем думала приглашенная на передачу бизнес-леди, и вызывающе смотрел на нее. На лице его играла дерзкая ухмылка, знакомая Софи по журнальному снимку. Теперь Оливье вновь стал похож на того парня с фото: та же развязность, которая почудилась в нем Софи, и вместе с тем — некая странная утонченность. Вот что так раздражало ее в нем тогда! Он выглядел как мальчик из порножурнала — и был при этом утонченным… Но она уже знала, что этот тип — неотесанный чурбан. Его лицо — рекламная продукция, успешный маркетинговый ход, а на самом деле он недалекий человек. И это знание делало Софи сильной и невозмутимой.

— Целесообразно все, что делает человека счастливым, — безмятежно парировала она и уже сама с вызовом уставилась в смеющиеся глаза Дюррана.

Неожиданно воздух словно пришел в движение. Софи почувствовала, как сердце забилось сильнее, и ее бросило в жар. По лихорадочному блеску в глазах Дюррана Софи поняла, что он тоже сбит с толку.

— Нашим героям, похоже, не до нас, дорогие зрители! Магии мастера, видимо, подвластен не только шоколад. Они буквально пожирают друг друга глазами! Что-то у нас здесь готовится? Каким десертом угостит нас Оливье Дюрран — мы узнаем после рекламы!

Софи захлопала ресницами. О чем говорит Моник? Что она подразумевает под магией мастера?

Зрители взвыли от восторга. Софи казалось, что она выпила три бокала шампанского на голодный желудок. Беснующаяся публика. Скабрезные намеки ведущей. И смущающие, глубокие глаза швейцарского кондитера, от взгляда которых по коже бегают мурашки.

Она спросила себя: чего общего у всего этого с ее клининговой компанией? Что именно поможет серьезно повысить ее оборот? И что вообще здесь творится?

Реклама закончилась слишком быстро.

Софи решила, что сразу после передачи свернет Фанни шею. Она обрадовалась, когда Оливье поднялся с дивана, чтобы пройти к специально оборудованной для него стойке — мини-кухне. Свет софитов сопровождал его, давая Софи возможность созерцать его подтянутый зад, о котором еще раньше она беседовала с Фанни.

«Тьфу, гадость какая», — подумала Софи, не в силах отвести взгляда. И тут она испугалась по-настоящему.

Произнеся хвалебную речь в честь кондитерского искусства Оливье Дюррана, Моник Корни уселась в кресло напротив Софи.

— Вы ведь не обиделись, когда я спросила о вашей личной жизни? Мы не обсуждали этот вопрос заранее…

Померещилось или она действительно расслышала иронию в голосе ведущей?