— Мне очень неловко, правда. Знаете, мой муж сейчас в церкви, он будет здесь через несколько минут. Наша прислуга тоже ходит в церковь по воскресеньям, так что в этот день мне приходится готовить завтрак самой. Надеюсь, вы меня простите…

— Конечно! — весело отвечал Ривелл, начиная было раскручивать беседу в заданном направлении. — Мне, признаться, очень нравится кулинария и вообще кухня. Это утреннее таинство с беконом и яйцами просто восхитительно…

— Да-да, — прервала она его. — Стряпня ужасно интересное занятие. Но наша служанка Молли предпочитает ходить в церковь, причем мы — точнее, мой муж настоял на том, чтобы она ходила к утренней службе. Судя по всему, это старинная традиция школы.

— Любопытно, — насмешливо протянул Ривелл. — Неужели Оукингтонская публичная школа достаточно стара для того, чтобы иметь старинные традиции?

— Этого я не знаю… — Она явно растерялась. Настроение у Колина улучшилось: ее присутствие, по крайней мере, скрасит густую скуку совместного завтрака с Эллингтоном.

В этот момент появился сам Эллингтон.

— Извините, что заставил вас ждать, — буркнул он и довольно резко бросил жене: — Почему ты не провела мистера Ривелла в гостиную?

— Я очень рад, что она этого не сделала, — вмешался Ривелл. — Ведь гостиные по утрам похожи на…

Он замялся, подыскивая вариант каламбура. Но, поскольку ни эконом, ни его жена совершенно его не слушали, он отказался от претензий на остроумие и просто улыбнулся.

Мистер Эллингтон криво улыбнулся в ответ.

Позже, рассматривая миссис Эллингтон, Ривелл заметил, что она младше мужа лет на двадцать-тридцать. Она много болтала, быстро и несколько стеснительно, но эту милую болтовню Ривелл счел прекрасным противоядием против тяжеловесной лаконичности Эллингтона. Эконом был, безусловно, первостатейным занудой. Все его немногочисленные реплики касались практически только предстоящей вечеринки старых однокашников. Пару раз Ривелл пытался овладеть беседой, но оба раза потерпел фиаско. Его достаточно острые замечания не вызывали у хозяев никаких эмоций, разве что иногда, по прошествии минуты, миссис Эллингтон отвечала коротким и боязливым смешком, словно приспосабливаясь к окружающему незнакомому и враждебному миру.

К концу завтрака за окном зашелестел дождь.

— Не самое лучшее время для приезда сюда, — пробурчал Эллингтон. — Дождь, туман да слякоть. В этом семестре вообще одни неприятности…

Ривелл насторожился, ожидая перехода к разговору о смерти Маршалла. Беседа, видно, приняла бы такой оборот, но…

Но тут в гостиную ввалился, бормоча извинения, низкорослый жизнерадостный крепыш с красным лицом. Его Эллингтон представил как «нашего патера, капитана Даггата». Они явно были приятелями. Эллингтон угостил Даггата кофе, хотя тот настойчиво повторял, что уже позавтракал.

— Хорошенький домик, а, сэр? — сказал краснолицый, подмигнув Ривеллу. — Неплохо быть женатым экономом школы. Весьма неплохо.

Он уселся за стол и сразу же овладел разговором. Глупо шутил с миссис Эллингтон, обсуждал с мистером Эллингтоном школьные дела, а иногда обращался к Ривеллу с той развязной фамильярностью, с какой иные священники разговаривают, в полной уверенности, что это облегчает общение. Примерно к десяти часам, когда Эллингтону надо было уходить по своим делам, Ривелл тоже собрался уйти под благовидным предлогом. Но Даггат крепко в него вцепился:

— Нет-нет, вы старый выпускник, вам наверняка захочется пройтись по старым местам, пусть даже и в дождь и в непогоду… Да-да, до свидания, миссис Эллингтон, спасибо вам за все… Кстати, Ривелл, вы еще не видели наш новый Мемориал?

Ривелл был вынужден осмотреть со священником все достопримечательности городка: Мемориал, музей, библиотеку, новые научные лаборатории… Сколько ходьбы! По мнению Ривелла, Даггат был из тех священников-спортсменов, каковые представляют наиболее распространенный тип английских духовных лиц. Его жаргон, его бурливое желание всегда быть «к вашим услугам», постоянное обращение к событиям Первой мировой войны (которые он комментировал с тем же драматизмом, что и матч двух школьных футбольных команд), — все это могло вывести из себя любого разумного человека. Однако Ривелл терпел, надеясь, что в нужный момент и без напоминания пастор заговорит о трагедии в дортуаре.

И когда Даггат предложил «поболтать в его уютном кабинетике», Ривелл согласился не без охоты. «Уютный кабинетик» был расположен на первом этаже главного здания школы. Обстановка была шаблонной: пылающий в камине огонь, спортивные трофеи, выцветшие репродукции известных картин на стенах, масса фотографий над камином. Тут же висел приколотый к стене перечень священников, читающих проповеди в часовне при Оукингтонской школе в этот семестр.

Ривелл заглянул в этот список.

— Ага, значит, сегодня вы исполняли свой долг?

— Да. Меня всегда приглашают к началу и концу семестра.

— Надеюсь, я не отнимаю у вас время, ведь вы готовитесь…

— Ну что вы, дорогой мой. Я всегда читаю проповедь экспромтом. Иногда я даже не знаю, о чем стану говорить, поднимаясь на кафедру… Иначе и быть не должно. Слушатели должны чувствовать, что все слова говорятся от чистого сердца, иначе вы потеряете с ними сцепку. Верно?

Ривелл отвечал уклончиво. На самом деле он все еще раздумывал о миссис Эллингтон: как и где могла она встретить своего будущего супруга, и вообще, как давно они поженились. Даггат отвлек его от этих мыслей, спросив, в какие годы Ривелл учился в Оукингтоне.

— Я учился здесь во время войны. С пятнадцатого до восемнадцатого года.

— Ага, значит, вы были слишком молоды для призыва?

— Боюсь, что так, — проронил Ривелл и добавил: — И слишком молод для тех невероятных приключений на войне, о которых вы мне рассказывали.

Видимо, что-то во взгляде Ривелла побудило Даггата направить беседу в новое русло.

— Десять лет назад! Бог ты мой! — воскликнул он. — Подумать только, что все мы состарились на столько лет! Да и в самом Оукингтоне многое изменилось. Вы же знаете, почти целиком сменились преподаватели. Думаю, вы здесь не много знакомых лиц увидели.

— Почему же, я встретил сегодня утром Лонгвелла, но он меня не знает, ибо он преподает рисование, а я не ходил на эти уроки. Лица многих людей из обслуги мне тоже знакомы… — Колин помолчал и добавил: — Как я понимаю, эта почти полная смена лиц произошла после появления нового директора?

Даггат кивнул:

— Ну да, я пришел сюда в двадцать третьем, за год до прихода нового директора. И я слышал всякие истории о том, как здесь обстояли дела раньше…

Они поговорили о разных учениках, с которыми Ривелл мог быть знаком, и когда речь зашла о Маршалле, Даггат с живостью продолжал:

— Вы ведь читали в свое время прессу?

Ривелл решил согласиться. Да, читал. Хотя и не в свое время, а только вчера.