– Я всегда буду с тобой. Я люблю тебя, – прошептал Олли, проведя большим пальцем по моей щеке. Крошечные слезинки застыли в уголках его глаз. Настолько крошечные, что никто бы не заметил. Ни Энтони, ни Джеймс, ни охранник в банке. Но я заметила. Я его дочь, и мы с ним из одной плоти и крови.

– Я тоже тебя люблю, папа, – сказала я.

Олли закрыл за собой входную дверь. Я не должна была дать ему уйти.

* * *

Весь тот день я читала. Когда мы с Энтони обедали, я читала, зачерпывая ложкой картофельное пюре и отправляя его в рот. Вечером я ни разу не выпустила книгу из рук. Пока он смотрел телевизор, я читала. Когда Энтони уложил меня спать и подоткнул одеяло, я все еще читала. Когда я заснула с книгой в руках, мне снился сон о ней.

* * *

Вы не поймете. Вы не поймете, если не читали ее. Просто знайте – книга проросла во мне, как роза, стебель которой обвился внутри меня, шипы проткнули кости, а лепестки бутоном укрыли мне сердце.

* * *

На следующее утро Энтони осторожно открыл дверь и вошел в комнату. Он старался не шуметь, но деревянный пол предательски скрипнул под его ногами, и я проснулась. Глаза у Энтони были красными и опухшими, и вообще он выглядел так, будто всю ночь не мог уснуть. Мои же глаза, напротив, только открылись, впустив солнечный свет, который тут же наполнил меня всю. Я заметила книгу, лежавшую на моей груди. Когда я делала вдох, книга поднималась. Как будто жила вместе со мной.

– Сядь, Блю, – тихим голосом произнес Энтони.

Я села. На щеках Энтони я заметила засохшие следы слез. Он вздохнул:

– Я должен сказать тебе что-то важное.

– Что? – спросила я.

Он опустил голову и медленно покачал ею. И разрыдался. Его плечи задрожали, и он хватал ртом воздух. Я не поняла, что происходит, но внутри меня появилось какое-то неясное предчувствие, отчего все поплыло перед глазами. Что-то было не так. Я никогда не видела Энтони плачущим. Что-то случилось. Он был весь каким-то помятым, а морщины вокруг его рта и глаз казались ужасно глубокими. По его лицу катились градом слезы, а он не мог даже их смахнуть.

– Блю, послушай меня. Олли… Олли больше не придет. Кое-что слу-слу-случилось с ним. Боже мой… – прошептал Энтони, – мне-мне так жаль. Прости. Я пытался остановить его. Он – он теперь на небе, и он смотрит оттуда за вами с Дейзи, так что больше ничего не бойся, слышишь? – Его голос дрожал, а грудь сотрясалась от рыданий.

– Что-что случилось? – прошептала я.

– Я… Я думаю, что лучше, если я… – начал было Энтони.

– Что случилось?! ЧТО С ПАПОЙ?! – вдруг закричала я не своим голосом.

И тут я не выдержала. Я начала выть и визжать, реветь как оглушенная. Забралась под одеяло так глубоко, что только глаза выглядывали. Раскачивалась взад и вперед, уже в ужасе от того, что же Энтони сейчас скажет. Слезы лились по щекам, и я чувствовала соль на губах. Я не могла ничего видеть, не могла дышать, как тогда, когда попадаешь в шторм и пытаешься выжать хоть глоток воздуха из своих легких.

– Что случилось? – снова закричала я.

– Они – они его застрелили, понимаешь ты?! Он… он… Твой папа пытался ограбить банк! Ясно?! И охранник застрелил его. Идиот. Ублюдок – чертов ублюдок!

Он кричал в полный голос.

– Олли был мне как брат, черт подери! Как он мог – ублюдок! – орал Энтони, и слезы текли по его лицу. – Мне очень жаль, Блю, мне очень жаль!

Сердце рухнуло куда-то вниз. Веки налились свинцом. Дрожащими руками я взяла книгу. Я не могла видеть лицо Энтони. Где-то там, в душе, бушевал демон отчаяния, а я не хотела впускать его в себя. Как будто я держала не книгу, а мутное стекло и знала, что реальность кристально чиста; никакого тумана, одна лишь горькая правда. Я не хотела, чтобы стекло прояснилось. Нет.

– Нет, нет, нет, нет. Ничего этого нет. Все – обман, – прорычала я, – этого-этого нет. Это неправда! – заорала я что есть мочи. – Я – я просто буду читать! Мне просто нужно читать… Все-все будет хорошо… просто нужно читать дальше!

– Блю… пожалуйста. Посмотри на меня! – вскричал Энтони.

Я открыла книгу на одной из первых страниц и начала читать.

Тото в ужасе забился под кровать, и Дороти, как ни пыталась, никак не могла его вытащить. Насмерть перепуганная тетушка Эм подняла тяжелую крышку погреба и спустилась вниз. Дороти наконец поймала Тото и уже собиралась последовать за тетей. Но добраться до двери не успела: домик так сильно качнуло порывом ветра, что девочка упала на пол.

Эти строки заполнили мой разум, пустили в нем корни. Читай, Блю, читай.

– Блю! Ответь мне! Я… я знаю, что ты расстроена. Но, пожалуйста, поговори со мной!

Только я не издала ни звука. Молча перевернула страницу в надежде, что какое-нибудь другое чувство появится в моей душе. «Пожалуйста, просто не мешай мне читать», – подумала я. Пожалуйста, не мешай мне читать и просто оставь меня в покое.

Прошло время, и постепенно Дороти немного успокоилась; но она чувствовала себя очень одиноко, а ветер выл над ней так громко, что она чуть было не потеряла слух.

Именно тогда демон отчаяния прокрался в меня. Забрался в вены, проник в артерии. С тех пор он живет во мне и никогда уже не уйдет. Это он отнял у меня способность и желание говорить.

* * *

Энтони отвел меня обратно к Дейзи, в квартиру, где мы раньше жили с Олли. Джеймс, которому теперь принадлежал ресторан отца, вышвырнул Дейзи и быстро нашел ей замену. Он, наверное, и кухню-то теперь использовал исключительно для встреч с такими же отвратительными скользкими ублюдками, как он сам.

Дейзи начала сходить с ума. Она не могла оставаться в квартире, где все напоминало об Олли. И через две недели мы просто уехали. Из города. Сели на автобус до Флориды, где меня отправили в школу и все такое прочее. В школе меня определили в спецкласс, потому что я «умственно неполноценна», как они сказали мне, и потому что я «не в состоянии адаптироваться к изменениям и не способна общаться с другими детьми». Другими словами, меня обозвали социопатом. Очень бы мне хотелось, чтобы они видели, как Дейзи каждый вечер нюхала белый порошок со стола в кухне, истерически плакала, когда убирала нашу крошечную квартирку или как готовила еду и тут же выбрасывала ее. Пожалуй, в таком жутком состоянии я ее до этого не видела никогда. Пять лет. Пять лет мы жили среди этого ужаса.

Да, доктор, именно во Флориде Дейзи начала принимать наркотики. Была готова на что угодно, чтобы получить дозу. Иногда она не возвращалась домой неделями. На завтрак мне приходилось есть желе, потому что холодильник был пуст, а все деньги уходили на ее дерьмо. Вы же понимаете, доктор, не я принимала наркотики – так почему же вы не видите, что я не сумасшедшая?

* * *

У нее был специальный металлический чемоданчик для наркотиков. Однажды я искала туфли и наткнулась на него. Я искала везде, а потом вспомнила про ее комнату. Покопавшись в шкафу, я залезла под кровать и нашла блестящий металлический чемоданчик. В нем не было ничего, кроме пары смятых долларовых банкнот и нескольких пустых полиэтиленовых пакетиков.