сжала сосок. А другой он расстегнул ремень на своих брюках и под резинку своих трусов засунул мою руку.

Святой Будда! А ведь мне казалось, что я сопротивляюсь, вырываюсь, мычу, дёргаюсь, отворачиваюсь от его настойчивых губ. Но то, с какой лёгкостью, как тряпичную куклу, он меня раздел и заставил сжать ладонью его член, почти не оставляло шансов, что я выберусь цела и невредима.

Горячий, пульсирующий член, что он заставил меня гладить, управляя моей рукой, увлажнился на головке, когда Артур застонал, стиснул зубы и стал стаскивать с меня джинсы. Его член выскользнул из трусов и предстал передо мной во всей красе, когда воспользовавшись тем, что дрожащий от возбуждения парень занялся моими штанами, я выдернула руку.

— Артур! — я упёрлась двумя руками в его грудь, тщетно пытаясь остановить. — Не надо! Я не хочу! Не хочу так! — выкрикивала я почему-то шёпотом бессмысленные слова.

— А-А-А! — справившись с джинсами, развернул он меня спиной к себе и сунул руку в трусики. — Поздно, детка! — прохрипел мне на ухо.

Я судорожно сжала бёдрами его пальцы, стараясь не пустить дальше, но ему словно большего было и не надо. Он лишь раз погрузил их в глубину моей промежности, и тёр клитор, когда толкнул член между моих ног. Толкнул, скользнув между плотно сжатых бёдер, сделал ещё два толчка, дёрнулся, содрогнулся всем телом и блаженно застонал, уронив голову на моё плечо.

Медленно вытащил пальцы из моих трусов, посмотрел на влагу на них.

— А врала: не хочешь. Никому не говори!

Я машинально кивнула и невольно вздрогнула, когда он выдернул член, и острый край головки сквозь тонкую ткань трусиков, что так и остались на мне, скользнул по плоти.

Судорожно вздохнула, когда поняла, что всё это время почти не дышала.

— Сука, ты же меня… — я стукнулась лбом в шкафчик, — трахнул.

— Хотел бы трахнуть — трахнул, — где-то за спиной у меня, так и стоявшей в растерзанной одежде, прозвучал его голос. — А я просто на тебя кончил. Потому и прошу: не рассказывай про мой позор.

Позор, что он меня как бы пожалел?

«Настоящий мужик» просто выебал бы и не церемонился?

Вжикнула брючная молния — он одевался. Я слабыми руками попыталась натянуть брюки, когда Артур подал мне салфетки.

— Прости, что немного тебя попачкал. Очень сильно хотел, — когда я так и не взяла салфетки, он рывком развернул меня к себе и стал сам стирать с джинсовой ткани сперму.

Её запах, не такой уж и противный, как говорили девчонки, скорее ореховый (да, так пахнут жёлуди), заполнил небольшую комнатку, в которой иногда пот и несвежие носки воняли куда противнее. Но чувство, что меня растерзали, истязали, изнасиловали совсем лишило сил.

Я рухнула на лавку, когда Артур сам вернул на место мои штаны. Только лифчик застегнуть не позволила, справилась сама. Поправила блузку.

— Я отвезу тебя домой, — сказал он как ни в чём ни бывало.

— Ты издеваешься? — хмыкнула я.

— А похоже? — удивился он.

Его пухлые арабские губы, смоляная щетина, загнутые ресницы, чёрные глаза — вся эта густая восточная красота теперь казалась мне не просто приторной — отвратительной. А я себе — грязной, использованной и неожиданно… неудовлетворённой.

— Сама доберусь, — натянула я куртку.

— Да прекрати, — решительно встал он. — От тебя же воняет. Мной. Как ты поедешь в автобусе? Сейчас закрою контору и отвезу.

Но прежде чем выйти из подсобки, вдруг подтянул меня к себе:

— Ты такая сладкая, детка, м-м-м…

Глава 4. Яна

Его поцелуй, горячий и влажный, я напрасно пыталась смыть, третий раз подряд намыливая рот, лицо и мочалку.

Вывернув кран едва тёплой горячей воды до упора я почти час стояла под душем.

Немного поплакала.

Немного себя пожалела.

Немного погоревала о том, что я такая слабая. Что не дала отпор, не ударила засранца по яйцам и не убежала. С ужасом понимая, что, если бы он хотел, то изнасиловал бы меня в любой удобной ему позе, и я бы ничего не смогла сделать.

Что бы ни показывали в кино, жизнь она такая: мужчина силён, женщина — слаба. И мужчина всегда сильнее.

Я строила планы безжалостной мести и слала проклятья на его голову, но запах его чёртовой спермы, вкус поцелуя, и горячий член в руке — всё это ещё было при мне. И его пальцы в трусиках я тоже всё ещё чувствовала. Пальцы, что не довели до конца начатое, и, будь они неладны, разбудили во мне что-то тёмное.

Влечение. Вожделение. Желание.

Желание грязное, которым казалось насквозь пропиталась моя кожа, скрипящая чистотой и горящая от жёсткой мочалки. Желание мужское, ненасытное, безудержное, что я первый раз почувствовала на себе, и что вдруг вызвало отклик в моём теле, независимо от того, хотела я секса или нет. Желание женское, ноющее в паху, сладкое, бесстыжее и заставляющее думать о всяких непотребствах, что теперь не шли из головы.

Хотел ли того же, что и Артур, тот богатый мужик в ресторане — глупо было и спрашивать. Все они хотели одного и того же.

Но умеет ли он больше Артура? Ведь он взрослый. Смог бы хоть на половину так же меня завести? Ведь я его тоже не хочу, — пульсировало теперь в голове, едва ли не сильнее, чем между ног, когда там тёрся член Артурчика.

Вот Покоритель оргазмов точно бы довёл дело до конца, если бы, сука, меня не бросил, да ещё под танк.

Интересно, а какой у него член?

А какой член у Платона?

И что значит: вкусы у меня грубоваты?

Я ткнула в бесстыжий рот мыльной мочалкой и, отплёвываясь, умылась.

Но ещё я собой немного погордилась.

— Я хочу, чтобы ты работала, Ольшанская, а не только тёрлась со мной по подсобкам, — улыбнулся Артурчик, выйдя вместе со мной из машины у общаги. — А то поставлю на твоё место кого-нибудь другого, — видимо решил пошутить он. Или заставить меня ревновать?

— Поставь, Артур. Хоть сейчас! — усмехнулась я. Достала из пакета стопку листовок и вручила ему, ткнув в грудь. Потом фартук через голову надела ему на шею. Сверху нахлобучила кепку: — А лучше — работай сам!

— Яна! — крикнул он мне вслед.

— Да пошёл ты! — огрызнулась я, на ходу показав ему «фак».

О том, чтобы вернуться в контору, где меня будут иметь при каждом удобном случае — конечно, не могло быть и речи.

И это был удручающий факт — я потеряла работу.

— Ты там уснула в