Трава у подножия могучего дуба затряслась, и сквозь стебли мелькнули пальцы. Мощная рука отбросила кусок дерна, и из землянки под корнями вылезли лохматые люди. Самый мощный подошел к женщине, спросил неприветливо:

– Чем порадуешь, вештица-сорока?

Оборотниха неприязненно оглядела кряжистую фигуру с засоренной бородой, процедила сквозь зубы:

– Пятеро их. Две вьючные лошади.

Мутные глаза главаря разбойников полыхнули радостью. Он оглянулся на вылезших подельников. Те, усевшись на траву, любовно полировали лезвия топоров, гири кистеней, а двое, кряхтя, натягивали тетивы на луки.

Главарь запустил пятерню в бороду, и на землю хлынул мелкий сор травинок и кусочков коры.

– Добро, чую, будет пожива.

Вештица-сорока тряхнула пепельными космами насмешливо, лохмы открыли на миг морщинистое лицо, похожее на печеную брюкву, злорадная ухмылка обнажила неровный частокол желтых зубов с частыми черными просветами.

– Не хвались загодя, Корчун.

Главарь скривился, взором ожег колдунью:

– Что еще? Договаривай.

– Не простые люди едут. Трое оружных витязей, один настолько могуч, что страх берет. Похоже, княжьи люди, у старшего гривна серебряная, такая же у бородатого, а третий пожиже будет, гривна из биллона кручена.

Корчун нахмурился, в мутных глазах мелькнуло колебание.

– А остальные?

– Отроки безусые, ничего опасного.

Корчун оглянулся на разбойников, у тех уши вытянулись, как у зайцев, ловили каждое слово.

Как-то решит атаман? Зело храбр, смекалист, удачлив – повяжет путников, кто бы ни был. А нет, так всегда другого можно выбрать.

Вештица-сорока посмотрела на задумчивого главаря, усмехнулась. Скрип мыслей в косматой голове был слышен за версту, а суть – как на ладони.

– Они бездоспешные, – продолжила колдунья. – Брони в мешках на вьючных конях.

Главарь посветлел лицом, в бороде мелькнула ухмылка, от которой купец немедля схватится за кошель и побежит звать стражу.

– Вот дурилки! От жары умаялись, справы в мешки сунули. Разве такие воины опасны? – обратился он к подельникам.

– Нет, Корчун, – громко ответил разбойник с топором.

– Разденем догола и отпустим, то-то смеху будет, – заржал детина с луком.

Главарь напитался поддержкой, сказал колдунье беспечно:

– Чего стоишь? Оборачивайся птахой, подсобишь.

Вештица-сорока покачала головой, сказала напряженно:

– Не трогал бы их, Корчун. Какая добыча с воинов? А потерять можно многое.

Корчун указал колдунье на лук в руках детины: составной, усиленный роговыми подзорами, пропитанными рыбьим клеем сухожилиями, полоса бересты надежно защищает кибить от сырости.

Такой лук натянуть, что от земли оторвать мешок камней, но, если осилишь, пробьешь воинскую броню и заодно укрытое тело – насквозь.

– Выкажут норов, пришпилим, как привязанных кур. А добыча… – Главарь хмыкнул глумливо. – Поверь, справные кольчуги, шеломы и мечи пригодятся.

Вештица-сорока пожала плечами:

– Как знаешь.

Главарь обернулся к подельникам, отрывисто дал указания. За спиной противно ухнуло, волосы на затылке шевельнул порыв ветра. Рассерженный стрекот и хлопанье крыльев затихли в чаще.

Лесная живность смолкла, будто леший разогнал, чтобы спать не мешали. На лесной тропинке выросли, как из-под земли, бородатые рожи с глумливыми ухмылками. Числом семь, в руках боевые топорики, кистени, а у главаря топор на длинной рукояти.

Над тропой два дерева переплелись, как любящие супруги, а на прочном помосте ветвей разогнулись в рост два стрелка: тетивы оттянуты за ухо, широкие наконечники срезней смотрели грозно. Попадет такая, разворотит рану, за мгновения изойдешь кровью.

Савка со Жданом схватились за булавы. Лют строго глянул из-под бровей, и отроки оставили гладкое дерево. Стрый разглядывал лихих людей с любопытством. Над головой мелькнула тень, скрипнула под сорочьим телом ветка, раздался сердитый стрекот.

Корчун выступил на шаг, в глазах рдело злое веселье. Подельники за спиной поигрывали дубинками в могучих руках.

– Кошель али жизнь? – щербато ухмыльнулся главарь.

Стрый молча прожег взглядом, кожа лица, не покрытая волосом, налилась дурной кровью, волосатые ноздри шумно втягивали воздух. Конь воеводы злобно фыркнул, копыто грянулось о землю, в стороны полетели влажные комья.

Корчуну захотелось отступить. Может, права вештица-сорока, лучше поискать легкую добычу, а то и наведаться в селение. Но не отступать же: подельники мигом сместят трусливого начальника… не хочется укрыться дерном.

Стрелки почуяли колебание вожака, скрип тетив придал Корчуну уверенности, и он с наглой ухмылкой повторил вопрос.

Буслай ответил чересчур серьезно:

– Дайте подумать, добрые люди, тут бы не прогадать.

Главарь снова ощерился, разбойники за спиной хохотнули, в глазах появилось презрение к неумехам: за что только им мечи дали?

– Думайте, – согласился Корчун любезно, – но поспешайте, у нас обед стынет.

Стрый втянул побольше воздуха – грудь раздалась в стороны, рубашка затрещала по швам, и разбойники невольно отступили. Лесную тишину прорезал оглушительный рев. Корчун вздрогнул, внизу живота стало горячо, будто позорно обмочился. Лошади под отроками встали на дыбы. Лес огласился испуганным ржанием.

Лют и Буслай мигом метнули поясные ножи. Дрогнувшие стрелки чуть раньше спустили тетивы. Стрелы пропороли воздух. Стрый небрежно уклонился – мимо уха просвистела смерть. За спиной глухо охнуло дерево. Лют сжал кулак – широкий наконечник застыл в пяди от лица – и переломил древко, как сухой стебель.

Буслай лихо крикнул: нож вонзился в лоб стрельцу, того отбросило на живой помост. Второй выронил лук, и его ладони сомкнулись на рукояти ножа в груди. Затрещало, стрелец свалился кулем, на бледном лице стыли удивление и обида.

Еще не утих оглушительный клич Стрыя, как воздух прорезало шипение меча. Копыта простучали по тропе, и Корчун, задетый животным, отлетел к дереву. Ствол задрожал от удара, с веток посыпались листья.

Воевода предоставил разбойников Люту с Буслаем, а на отроков с булавами в руках, что спешили помочь, шикнул строго.

Буслай стоптал конем детину с дубиной, широко замахнулся… Лезвие топора раскроило другому голову, брызнули горячие капли.

С седла Лют мечом развалил пополам разбойничью рожу с кистенем, спрыгнул наземь – лиходеи с яростным рычанием кинулись с боков.

Дубинка со свистом падала на русую голову. Разбойник почти застонал от удовольствия, что раскроит череп, как тыкву. Запястье затрещало под железной хваткой, ухмылка исчезла, обмякшая кисть выпустила оружие.