— Пожалуйста, госпожа, опустите голову.

Но как?! Вот в чем вопрос. Как спастись от унылой жизни, которая была уготована ей с момента рождения?

«И ведь отец может заставить меня подчиниться, если захочет!» И от этого тоже никуда не денешься. Если Шейрена откажется повиноваться, у него есть множество способов испортить ей жизнь. Запереть ее в комнате, посадить на хлеб и воду…

«Он может даже надеть на меня рабский ошейник и заставить повиноваться с помощью магии». Шейрене доводилось слышать, что такое делали с некоторыми девушками, которые отказывались выходить замуж за особенно неприятных лордов. Рабский ошейник ничего не стоит замаскировать под роскошное ожерелье: такие ожерелья часто делаются для рабынь-фавориток. Шейрене сдавило горло, и дыхание у нее участилось при одной мысли об этом. Она поспешно взяла себя в руки, пока служанки ничего не заметили.

Нет, выхода нет. Только ограниченная свобода, которой она пользуется в качестве дочери. Замужним женщинам и этого не дано. Но если бы выход был!..

«И что бы я стала делать? Понятия не имею», — призналась Шейрена самой себе. Она просто чувствовала, что задыхается от сидения в будуаре, от безделья, от болтовни рабынь… «Я просто хочу, чтобы в моей жизни что-то изменилось, хотя и не знаю, что и как. Одно я знаю точно: я не хочу всю жизнь быть красивой марионеткой, как мать.

Я этого просто не вынесу».

Но, глядя на себя в зеркало, пока рабыни расчесывали и укладывали ей волосы, Шейрена вдруг осознала, насколько она похожа на мать. И неприятная мысль пришла ей в голову. А сама Виридина — всегда ли она была идеальной эльфийской леди? Быть может, ее просто заставляли притворяться — до тех пор, пока не угас последний огонек сопротивления, пока притворство не стало правдой, маска не стала лицом?

«А вдруг и со мной так будет?!» Ох, какая неприятная мысль! Шейрена поспешно отмахнулась от нее. Она никогда не замечала ни малейших признаков того, что Виридина — не то, чем хочет казаться.

Нет, Шейрена не такая, как ее мать. Виридине ее не понять.

«Вот если бы я родилась мальчиком…» Еще один привычный, давно нахоженный путь развития мыслей. Если бы она была мужчиной, братом, а не сестрой Лоррина!

Они и так уже были дружны, как братья, из-за того, что мать Лоррина, вопреки обычаям, так заботилась о сыне, что Лоррин большую часть времени проводил в будуаре, вместо того чтобы заниматься с мужчинами-наставниками, как это принято. Виридина поощряла их дружбу и даже не так внимательно следила за сыном, когда Лоррин с Шейреной были вместе. Детьми они часто изучали науки вместе. Сколько раз Шейрена, переодевшись в старую одежду Лоррина, вместе с ним бродила по поместью! Он и теперь нередко скрывал сестру под личиной мужчины-раба, и они вдвоем ездили кататься верхом или отправлялись на охоту, когда отца не бывало в поместье. Когда лорд Тилар бывал в отъезде, строгие порядки в поместье давали слабину, а возраст и положение Лоррина избавляли их от неуместных расспросов.

Шейрене нравилось ездить верхом, хотя неизбежное завершение охоты приводило ее в ужас, и она по возможности старалась не смотреть, как убивают животных. Это Лоррин рассказал ей об истинном исходе того, что он называл «второй Войной Волшебников».

— Госпожа, закройте, пожалуйста, глаза.

Шейрена послушно зажмурилась и продолжала размышлять. Она предполагала, что сам Лоррин узнал о войне от других ан-лордов, молодых наследников и младших сыновей, с которыми он встречался в обществе. Шейрена подозревала, что старшие не одобрили бы рассказы Лоррина. То, что он ей рассказывал, по большей части было весьма нелестно для сильных мира сего. Лоррин и его сверстники были невысокого мнения об уме и способностях старших.

Шейрене казалось, что Лоррин втайне восхищается ныне покойным Валином, наследником лорда Дирана, который встал на сторону волшебников. Лоррин клялся, что Валин поступил так, дабы спасти своего двоюродного брата Меро, который, по слухам, был полукровкой; хотя Шейрена понятия не имела, откуда Лоррин может это знать. Лоррину, казалось, особенно нравилась эта часть истории. Что касается самой Шейрены, она жаждала все новых историй о драконах.

«О, драконы!..» Теперь рабыни корпели над лицом Шейрены, накладывали косметику тоненькими кисточками, пытаясь придать девушке хоть какое-то подобие живости. А это будет трудновато: волосы Шейрены были бледно-бледно-золотистыми, а лицо от природы совершенно бесцветное, и глаза — бледно-зеленые, настолько прозрачные, что казались серыми. Так что любая косметика будет выглядеть искусственно. В лучшем случае Шейрена будет похожа на фарфоровую статуэтку, а в худшем — на клоуна.

В данный момент она предпочла бы второе.

О Проклятии Эльфов, девушке, которая призвала драконов, Шейрена тоже узнала от Лоррина. Часть того, что ей рассказывал Лоррин, Шейрене удалось подслушать из разговоров отца с гостями — но не это. Отец не желал даже признавать, что подобные создания существуют. Впрочем, ничего особенно удивительного туг не было. Проклятие Эльфов — девушка и к тому же полукровка, а значит, она воплощала в себе все, чего боялся и что ненавидел лорд Тилар.

«Но если бы я могла выбирать, то хотела бы родиться мальчиком — или ею!» О, вот уж это наверняка бы шокировало леди Виридину! Но именно об этом мечтала Шейрена в одиночестве глубокой ночью: быть Проклятием Эльфов! Обладать собственной силой, принадлежащей тебе по праву, подчинять мир своей воле и своей магии, носиться по небу верхом на драконе — вот это жизнь!

«Будь я Проклятием Эльфов, никакой отец не смог бы мне помешать! Я могла бы сделать все что угодно, если захочу. Я могла бы бывать где угодно, видеть все что угодно, быть тем, чем мне угодно!» Она погрузилась в привычные мечты. Рабыни тем временем хлопотали над ней. Крохотные кисточки касались щек, губ и век, словно крылышки сотен мотыльков. А Шейрена представляла себя верхом на огромном алом драконе, взмывающем в безоблачное небо, в такую высь, что макушки леса внизу кажутся зеленым моховым ковром. В мечтах дракон нес ее к горам, которых Шейрена никогда не видела, к могучим пикам, сверкающим хрусталем и розовым кварцем, аметистом и…

Вежливое покашливание развеяло фантазии Шейрены. Она неохотно открыла глаза и воззрилась на плоды трудов служанок, отражающиеся в зеркале.

Это было ужасно. Нет, это было лучшее, что они могли сделать, и Шейрена это знала. Глаз совершенно не видно под густыми синими тенями цвета павлиньего пера, которым раскрасили веки; на щеках — красные чахоточные пятна, — ну как есть клоун! — а розовые губки бантиком кажутся приклеенными.

Шейрена не осмелилась одобрить работу служанок, но и выражать неодобрение тоже не стала. Если лорду Тилару не понравится, пусть сам так и скажет. Видя, что Шейрена молчит, рабыни снова принялись укладывать ей прическу.

Волосы Шейрены были ее единственным настоящим украшением, если оставить их в покое, — но служанки возвели из них причудливое сооружение под стать платью, и в результате прическа Шейрены сделалась похожа на парик из выбеленного конского волоса. Большую часть волос уложили на макушке жесткими завитками, косицами и локонами. Лишь несколько прядей, жестких от лака и закрученных, как проволочные пружины, спадали вниз, обрамляя размалеванное лицо Шейрены. Теперь служанки украшали прическу драгоценными гребнями и шпильками, как приказал отец Шейрены. Разумеется, гребни были тяжелые, литого золота, щедро разукрашенные изумрудами.