Вот и сейчас, думая о новом для него пророчестве, Грегор понимал, что в нем говорится о какой-то катастрофе:

ТЕПЛАЯ КРОВЬ СТАНЕТ НЫНЕ ПРОКЛЯТЬЕМ.

КАЖДЫЙ ВЗДОХ БОЛЬЮ И СТРАХОМ НАПОЛНЕН БУДЕТ.

НА КОЖЕ ВЗДУЮТСЯ СМЕРТИ ПЕЧАТИ.

А ПОДЗЕМЬЕ РАСКИНЕТСЯ ОГРОМНЫМ БЛЮДОМ.

Пророчество явно свидетельствовало о грядущей гибели — гибели многих и многих людей. Но не только людей — всех теплокровных. Всех млекопитающих. Там, в Подземье, млекопитающими и теплокровными были люди, летучие мыши и крысы… — впрочем, возможно, был еще кто-то, кого Грегору пока встретить не довелось. И что значит здесь слово «блюдо»? Что их всех съедят?

ВНОВЬ ПРИЗЫВАЙТЕ ОТЧАЯННО ВОИНА СВЕРХУ,

СЕРДЦЕ ЕГО УЖЕ ТРОНУТО БЫЛО ЛЮБОВЬЮ.

С НИМ ПРИЗОВИТЕ ПРИНЦЕССУ, ИНАЧЕ НЕ СТАНЕТ

ПЛЕМЯ ПОЛЗУЧИХ УЧАСТВОВАТЬ В ВАШЕМ ПОХОДЕ.

Воин — это Грегор, тут и думать нечего. Он вовсе не хотел быть воином — он ненавидел сражения, хотя оказалось, что в бою он непобедим.

Грегор не хотел быть воином — но после того как сбылись два пророчества, в которых он назывался воином, Грегор наконец перестал в себе сомневаться. Смешно теперь вспоминать, как он надеялся на то, что его приняли за воина по ошибке и скоро придет другой, настоящий Воин.

Ну а принцесса… Он сразу понял, что речь идет о Босоножке. Тараканы, которых в Подземье называли ползучими, именовали ее принцессой и даже поклонялись ей. Но на самом деле она, конечно, никакая не принцесса. Но она дружит с тараканами, и ради нее они готовы чем угодно рисковать, даже жизнью.

В последней строфе, похоже, говорилось о том, что людям и грызунам — крысам то есть — необходимо объединиться, чтобы найти спасение. Но вот это как раз очень трудно себе представить! Обе стороны не обрадуются такой перспективе — ведь сотни лет они уничтожали друг друга. И вдруг на тебе — пророчество сообщает, что так дальше продолжаться не может, иначе всех ждут гибель и разрушение.

Грегору стало интересно, писал ли Сандвич когда-нибудь хорошие предсказания? Ну писал ли он что-нибудь о мире и благоденствии, о том, что нужно сделать, чтобы все было прекрасно и замечательно?

Скорей всего нет.

Больше всего в «Пророчестве крови» его раздражала повторявшаяся рефреном строфа — Сандвич будто молотком заколачивал эти строчки в мозг Грегора:

ПОВОРОТ, И ЕЩЕ, И ЕЩЕ, И ОПЯТЬ НЕ ТУДА.

ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО, НО НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ И КОГДА.

И ЗЛОДЕЙ И ГЕРОЙ ОКАЗАЛИСЬ В ОДНОМ ЛИЦЕ,

А НАЧАЛО ПУТИ ОБНАРУЖИЛОСЬ В САМОМ КОНЦЕ.

Что это все означает? Полная бессмыслица!

Грегору необходимо было поговорить с Викусом. Ведь Викус — дедушка Люксы и один из самых влиятельных людей в Подземье — лучший в мире толкователь пророчеств. Если кто и сможет объяснить Грегору смысл этих строк, так это Викус.

Грегор вдруг обнаружил, что уже не сидит, а стоит, крепко вцепившись в перила. Он не знал, сколько прошло времени. Но ему надо было поторопиться — закончить дела с миссис Кормаци и бежать домой.

Даже если он и отсутствовал слишком долго, миссис Кормаци не подала виду, что это заметила. Она дала Грегору сорок долларов и большую миску тушеного мяса для всей семьи. Когда он уходил, она обернула его шею еще одним шарфом, приговаривая: «У меня столько шарфов, ими можно лошадь запрячь!» Как будто она умела запрягать лошадь. И где она в наше время видела лошадей?

Миссис Кормаци всегда так поступала. Он еще ни разу не ушел от нее с пустыми руками.

Вернувшись домой, Грегор, улучив момент, остался на кухне с папой и показал ему письмо Викуса. Папино лицо сделалось тревожным.

— Что это за «Пророчество крови»? Ты знаешь о нем? — спросил он.

Грегор молча протянул ему свиток. Он уже обтрепался в кармане и даже местами порвался.

— И давно он у тебя? — тихо спросил папа.

— С Рождества, — ответил Грегор. — Я не хотел… не хотел волновать тебя.

— Я буду волноваться гораздо сильнее, если узнаю, что ты скрываешь от меня важные вещи, — сказал папа. — Больше так не делай, ладно?

Он развернул свиток и вопросительно поднял брови.

— Оно написано наоборот. Зеркально, — объяснил Грегор. — Но я его знаю наизусть.

И он прочитал пророчество вслух.

— «Кровь станет проклятьем…» Звучит не слишком здорово, — протянул отец.

— Да уж. Это звучит так, будто куча людей заболеет и умрет, — согласился Грегор.

— Значит, Викус снова хочет, чтобы ты спустился в Подземье. Но ты ведь понимаешь, твоей маме это не понравится, — сказал папа.

Грегор понимал. Он даже вообразить боялся, какой ужас охватит маму, если она обо всем этом узнает.

Сколько бессонных ночей она провела за кухонным столом, когда пропал отец. Сначала она плакала. Потом просто сидела неподвижно, глядя в одну точку, — словно каменная. И это было страшнее всего. А когда пропали они с Босоножкой, Лиззи говорит, она вообще ничего вокруг не замечала. И совсем перестала говорить.

Как же можно обречь ее на такое снова?

«Нет, я не могу!» — подумал он.

Но тут же мысли его вернулись к жителям Подземья.

Они погибнут. Все до одного.

Погибнут, если он не придет.

— Я должен хотя бы выслушать Викуса, пап, — сказал Грегор, и голос его дрогнул от волнения. — Я должен узнать, что там происходит. То есть, я имею в виду — я не могу сделать вид, будто ничего не получал, и жить дальше как ни в чем не бывало.

— Ладно-ладно, сынок, мы пойдем и поговорим с ним. Только прошу тебя не давать ему обещаний — особенно таких, которые не сможешь выполнить.

Они попросили миссис Кормаци прийти — под предлогом, что сами собираются в кино.

Она, кажется, с удовольствием пришла и была рада возможности пообщаться с девочками и бабушкой. В руках у нее были настольная игра «Рыбалка» и миска попкорна.

Она чуть ли не силой вытолкнула Грегора и его отца за дверь:

— Идите-идите, вам нужно побыть вдвоем.

Может быть, и так. Но не в этот раз.

Перед уходом Грегор убедился, что у него с собой хороший, мощный фонарик. Краем глаза он видел, как отец сунул под куртку ломик. Сначала Грегор решил, что это для защиты, но отец шепнул: «Он нам понадобится, чтобы туда добраться». То место, где Арес оставил Грегора, находилось довольно глубоко под Центральным парком. Своды у туннеля были каменные, и в такую погоду они наверняка обледенели.

Ради того чтобы успеть к условленному времени, им пришлось взять такси. К тому же папа еще плохо передвигался по улице, шел медленно и с трудом. Даже ходьба от входа в парк до места, где был подземный туннель, сильно его утомила.