Не много взрослых так живет. Взять и улететь неожиданно. Купить дом на Крите, если приспичит.

— Так что там с мамашей? Не наладилось?

По какой-то причине Куртка возвращается к разговору, который Йо крайне неприятен. Он не отвечает, и, может, Куртка наконец поймет и хотя бы перестанет об этом все время говорить. Вместо ответа Йо заводит разговор о соседке. У нее длинные ноги и большие сиськи, и, вообще, на нее приятно посмотреть. Она немного задирает нос, ну, типа принцесса.

— И что ты думаешь делать? — интересуется Куртка и протягивает Йо сигарету.

— Делать?

— Чтобы познакомиться. Не сидеть же просто и мечтать о ней.

У Йо нет никаких планов, и он с удовольствием выслушает совет от человека, у которого полно такого опыта.

— Как ее зовут?

Йо пожимает плечами.

— Надо выяснить, — считает Куртка. — Важно, чтобы вещи имели свое название. Это дает преимущество. В каком номере ты живешь?

— В тысяча двести шестом.

— А у девчонки какой номер? Следующий? Подожди.

Куртка встает и направляется ко входу в отель. Здесь здорово сидеть после того, как он ушел. По другую сторону стены, далеко под террасой, бьется прибой. Мерцающий свет в темноте, корабль на своем пути сквозь ночь. Если запрокинуть голову, увидишь незнакомое бездонное небо и спутник, скользящий среди звезд.

Через четыре-пять минут Куртка возвращается. Он несет две бутылки колы, дает одну Йо и снова погружается в свое кресло:

— Ее зовут Ильва.

— Кого?

Куртка ухмыляется:

— Девчонку, про которую ты рассказал. Ее зовут Ильва Рихтер. Я просто спросил на ресепшене.

Глаза Йо сужаются до двух щелочек.

— Я подумал, могу тебе помочь для начала, — добавляет Куртка уже другим тоном, наверное заметив, как Йо забеспокоился. — Девчонки — это здоровый интерес. Гораздо лучше спорта, домашней работы и походов.

Йо снова успокаивается. Куртка — крутой чувак. Хотя как-то не верится, что ему есть дело до двенадцатилетки, с которым он ведет такие разговоры. И это не просто болтовня, все по-серьезному. О вещах, имеющих значение. И Йо не приходится думать, что мамаша и Арне обсераются при всех в ресторане. Он — не они. И пошли они на фиг.

* * *

Он идет по песку. Песок обжигает, но он этого не чувствует. Белый свет проникает повсюду. Ильва Рихтер идет рядом. На ней бикини с красными сердечками. «Я знаю место, где никто нас не увидит, — говорит она. — Пещера, где мы можем быть одни». Они идут на самый край пляжа. Вокруг растут цветы прямо на песке. «Как что-то может расти здесь?» — спрашивает Ильва. На это Йо нечего ответить, а может, ни о чем она и не спрашивает, а прижимается к нему, и он ее обнимает за голые плечи.

В эту секунду он слышит бряканье ключей за дверью. Он хватает полотенце и оборачивает вокруг себя. В дверях, опираясь на косяк, стоит мать.

— Привет, дружок, — улыбается она и щурится, вглядываясь в него. Бретелька на платье у нее запачкана чем-то красным. — Ты что сидишь в темноте?

В ответ он корчит рожу.

— Немного устала, — объясняет она и скидывает босоножки на шпильках.

Она вынимает бутылку воды из холодильника, наливает в стакан, пьет. Из уголков рта вода стекает в обгоревшую на солнце ложбинку на груди.

Потом она заходит в гостиную, походя гладит его по волосам, наклоняется над Нини, прислушивается к ее дыханию, снова оборачивается, оказавшись вплотную к нему:

— Как хорошо, когда есть такой старший брат.

Слова немного плывут, но она пьяна еще не в дрова. Она слегка обнимает его, целует в щеку. Дыхание отдает вином, а духи — сиренью. Он выворачивается, но не грубо.

Она идет в туалет. Долго писает. Спускает, моет руки. И тут же опять заглядывает в комнату:

— Ты так весь вечер думаешь просидеть в темноте?

Он пожимает плечами:

— Здесь, кажется, не одна комната.

— Зайди ко мне ненадолго. Иногда нам бывает нужно поговорить.

Он идет за матерью. Она собирает одежду с кровати, трусы и майки и мокрый купальник, вешает все на крышку чемодана в углу, ложится на покрывало. Йо прислоняется к стенке.

— Садись, — говорит она и хлопает рукой по краю кровати.

Так он и делает. Не смеет сказать, что думает о ее пьянстве и о том, как они обсераются перед людьми.

— Ты — хороший мальчик, Йо, — говорит она снова, а ему хочется попросить ее заткнуться. Или объяснить, что она от него хочет. — Знаешь, последнее время было непростым, — говорит она.

И он все знает. И ничего. И знать ничего не хочет. Он боится того, что может случиться, начни она об этом говорить.

— Быть на моем месте не всегда легко, — говорит она, а он снова хочет встать, по голосу слышно, что она вот-вот заноет. — Ты многого не знаешь, Йо. — Она гладит его по затылку. — Обними меня, — говорит она.

Его тошнит от одной только мысли наклониться над ней. Но он слышит, как она плачет, совсем тихо. Он собирается встать, а ей, наверное, кажется, он повернулся к ней, и она притягивает его обратно вниз. Одна нога остается на полу, вторая — на кровати.

— Ты всегда был моим любимым мальчиком. Я забочусь о тебе.

«Врет», — думает он; запах сирени такой сильный, что его вот-вот вырвет. За этим запахом проступает другой — ее кожи, пота и лука, напоминающий запах кухонной тряпки, которую не выжимали несколько дней и он находит ее под тарелками в раковине. Нога болит, ее надо подтянуть на кровать, он лежит, прижимаясь к матери всем телом. Одной рукой она обнимает его. Другая вытянута вдоль его бедра. Он чувствует, что внизу что-то происходит, чего ей нельзя замечать, но он не может вывернуться, и она прижимает его еще сильнее:

— Ты хороший мальчик, Йо. Такой хороший… хороший.

* * *

Мать стонет в спальне. Но Арне храпит еще громче. Йо смотрел передачу про храп по телевизору. Там говорили, что храпящие живут меньше. У них быстрее изнашивается сердце, и они могут внезапно умереть.

— Есть хочу, — ноет Нини.

— Сейчас что-нибудь найдем.

— Мама найдет.

— Она спит.

— Нет, мама!

— Тогда ищи сама, — отрезает Йо, — в холодильнике есть йогурт.

На глазах у нее слезы.

— Не хочу йогурт.

Ему хочется приласкать ее, ноющую. Или распахнуть дверь в спальню, схватить мамашу за волосы и выдернуть из кровати: «Нини хочет есть, слышишь ты, сука гребаная? Ей всего три года, и она хочет есть!» А если Арне проснется и начнет быковать, он возьмет банку пива из холодильника и выплеснет ее в его заспанную недовольную рожу.