– Коль одежонку менять стесняешься, достань-ка флягу из мешка, – оторвал моррона от воспоминаний голос Ринвы, желавшей промочить горло, а заодно и немного согреться изнутри. – Она там сверху почти… прям под твоим тряпьем должна быть.

Немного удивленный, но вовсе не оскорбленный поспешным и голословным обвинением в стеснительности, Аламез решил из принципа доказать девице обратное. Всего за пару секунд справившись со слишком туго затянутым узелком мешка, Дарк опустился на колени и бойко взялся за ознакомление с его содержимым, выкладывая прямо на землю аккуратно сложенную одежду. Сам он вещи не собирал, так что даже загорелся живым интересом, во что же ему разведчица предлагала облачиться. Как правило, реальность скуднее и беднее фантазий. Этот случай, к сожалению, не стал приятным исключением из серого, печально-депрессивного правила обманутых ожиданий. Сначала Аламез извлек из мешка невзрачные темно-серые штаны, в каких обычно ходят крестьяне, но только пока еще чистые и не драные; затем достал стоптанные сапоги со сбитыми подошвами, изрядно потрескавшиеся на местах сгибов. Остальные предметы нового гардероба также не удивили моррона ни изяществом, ни хорошим состоянием. Стираная-перестираная рубаха с открытым воротом, обмахрившимися рукавами и лоскутными заплатками на локтях да видавший виды плащ; благо что хоть с капюшоном, не с оборванными завязками и, судя по толщине грубой, неприятно покалывающей пальцы ткани, довольно теплый.

– Ну уж извиняй! Как-то не поспела в Удбише к портному сбегать, – не без злорадства рассмеялась Ринва, правильно истолковавшая причину огорченного выражения на лице моррона. – Но ты уж не печалься так! Щеголять-то в нарядах дорогих да красотищей мужской сверкать всё равно не перед кем! На ближайшее время я единственная баба, кою ты видеть будешь. А по мне ты убог и отвратен, что в одежонке, что без…

– Пойло держи! – прервал издевательства моррон, достав из мешка увесистую деревянную флягу и резко метнув ее прямо в лицо самодовольно ухмылявшейся девице.

Что бы ни говорили умники-пацифисты о вреде мести, но раздосадованному моррону, внезапно ощутившему себя объектом примитивного женского глумления, заметно полегчало сразу же после броска, хотя, несмотря на близкое расстояние, снаряд не достиг цели. Реакция Ринвы была намного лучше, чем Дарк предполагал. Правая рука разведчицы поймала на лету флягу, когда днище почти коснулось кончика ее носа.

– Попробуй еще раз, и я тя собственные уши сожрать заставлю! – грозно прошипела девица, уже не ухмылявшаяся, а искривившая красивое личико в гримасе ярости.

Дарк ничего не ответил. К чему слова, когда достаточно было мило-премило улыбнуться и послать раскрасневшейся от злости спутнице невинный воздушный поцелуй. Эта неожиданная выходка должна была заставить шутницу либо наброситься, либо замолчать, но в любом случае разведчица впредь поостереглась бы так топорно язвить и уничижать мужское достоинство. Ринва избрала второе. Она замкнулась в себе, отвернулась и нашла утешение в опустошении фляги, предоставив тем самым моррону возможность спокойно переодеться хоть в унизительно простую для рыцаря, но зато чистую и сухую одежду. Почему-то Аламез не сомневался, что для себя подручные фон Кервица прихватили куда более достойные сменные платья. Его таким своеобразным способом хотели унизить, а заодно и недвусмысленно намекнуть, что знают о его далеко не благородном происхождении. Парадокс ситуации и одновременно насмешка судьбы состояла в том, что именно в этом сотрудники герканской разведки глубоко заблуждались. Им было известно, что их спутник моррон, но неоткуда было узнать, что до своего первого воскрешения Дарк был урожденным дворянином, вот только не герканским, а имперским.

Не столько желая досадить демонстрировавшей ему затылок обидчице, и уж вовсе не для того, чтобы проверить, насколько он соблазнительно смотрелся в неглиже, Дарк скинул с себя мокрое, зловонное и липкое после купания по гнилостным водам рва платье, но не спешил облачаться в приготовленную для него одежду. Утренний холодок жадно накинулся на разгоряченное, изрядно промокшее тело. С одной стороны, это было очень опасно, ведь морроны хоть и не люди, но, к сожалению, не избавлены от многих болячек, в том числе и простудных. Подхватить воспаление легких или застудить спину в самом начале похода было бы очень некстати. Однако, с другой стороны, холодный ветер приятно обдувал истосковавшееся по свежести, очень давно немытое тело Аламеза. Чтобы заглушить запах своей специфической крови, который прекрасно распознавали чуткие вампирские носы, моррону приходилось вот уже около месяца воздерживаться и от малых, и от основательных водных процедур. Он привык к слою грязи на коже и принюхался к едкому запаху собственного пота, но в душе его всё равно тянуло к свежести и чистоте. Жизнь несправедлива, и в ней ответственным людям частенько приходится делать то, чего они совсем не хотят, забывая о собственных пристрастиях, мечтах и желаниях. Так любителю чистоты приходится вести образ жизни грязнули, выслушивая по десять раз на дню незаслуженные упреки, которые, кстати, и колют его намного сильнее.

– Будь добр, оденься! Так куда ядреней смердишь! – оторвавшись на миг от фляжки, подала свой далеко не женственный и не нежный голосок Ринва, примерно на третьей-четвертой минуте «воздушной ванны» Дарка. – К тому же что-то Крамберг задерживается, надо его искать. Надеюсь, ты в непотребном виде по лесу шляться не собрался?

– А почему бы и нет? – решил поиздеваться Аламез, наслаждавшийся последними мгновениями освежающей прохлады. – Мы ж в лесу, а не в городе. Если кто вдруг и встретится, то только враг, и его все одно упокоить придется. Так какая разница, узрит он перед смертью мой упругий зад иль нет? Если ж ты за Крамберга волнуешься, то зря, матушка, зря… Мы с ним почти от самой границы вместе лесами прошли, успели друг к дружке и приглядеться, и принюхаться, да и видом обнаженного мужика ни меня, ни дружка твоего не смутить. Кто в походе хоть раз побывал, к приличиям снисходителен и безразличен…

– Ну-ну, как знаешь, – с напускным безразличием заявила Ринва, поднявшись с травы и без смущения повернувшись лицом к Дарку, – но только на твоем месте я всё же кое-что тряпочкой бы обвязала. Болтаться при ходьбе будет, да и вдруг зверя какого повстречаем. Еще, не ровен час, оттяпает гордость твою. А славным герканским рыцарям негоже ни честь, ни «достоинство» терять… – добавила разведчица с ехидным смешком.

– Негоже, – кивнул в знак согласия Дарк, натягивая неприятно покалывающие кожу штаны, – как, впрочем, и милой барышне так пристально на рыцарское «достоинство» пялиться. Можно подумать, она настоящего рыцаря в жизни не видела…

Действительно, хоть Ринва и вела себя спокойно, внешне игнорируя соседство обнаженного мужчины, но тайком косяка на него всё же давала, оценивая, однако, Дарка не столько как представителя противоположного пола, сколько как бойца. Тех потаенных мест на мужском теле, куда женщины при случае прежде всего смотрят, беглый взор Ринвы почти и не касался, но зато несколько раз пробежался по крепкому торсу моррона и его сильным, хоть и не устрашающим горой мышц рукам, а затем сразу перескочил на колени и икры, оценивая выносливость ног. Девица поддалась соблазну и не смогла удержаться от изучения тела потенциального конкурента, а быть может, в скором времени и врага. Однако Аламез отдал ей должное – исследователь в юбке провел осмотр быстро, деликатно и практически незаметно; с напускным безразличием, достойным очень высокой оценки.