И вот возвратился. И напугал до полусмерти Феликса. И разрушил мою жизнь.

Лифт утробно взвыл и затрясся в самом конце пути – боже мой, неужели застрянет? Мигнула лампочка. Лифт сильно дернулся и открылся. Плач Феликса на секунду замер, потом разразился с новой силой. На площадке собралась толпа соседей. Все возмущенно что-то кричали, и только Василий Максимович, верхний сосед, выглядел озабоченным и расстроенным.

– Кирочка! – Он схватил меня за руку. – Я так волновался за вас, думал, что-то случилось. Феликс плачет, а вы не отзываетесь. Дверь хотел ломать. – Он кивнул на топорик, прислоненный к косяку.

Я ничего не ответила, молча стала открывать дверь, замок никак не давался. Феликс уже не выл, а жалобно-жалобно постанывал.

Но вот наконец дверь поддалась. Феликс вылетел пулей из квартиры и бросился ко мне.

– Ну что ты, мой дурачок, чего ты так испугался, малыш мой глупенький? – Я обняла теплое мохнатое тело своего девяностокилограммового малыша, вот так бы стоять и стоять и не заходить в квартиру, я ведь знаю, что тебя так напугало, я ведь сама этого боюсь нисколько не меньше. Но зайти все же придется.

Потом, после прогулки! Надо ведь выгулять Феликса. Мы погуляем, а потом и зайдем, вместе – вдвоем не так страшно, правда, малыш?

Я протянула руку, сняла поводок, не переступая порога, захлопнула дверь. Соседи все разошлись, кроме Василия Максимовича. Он стоял с озабоченным видом, покручивал в руке топорик и смотрел на нас с Феликсом с какой-то непонятной трагической нежностью.

– Гулять идете?

– Приходится! – Я развела руками, мол, идти на ночь глядя страшно не хочется, но что поделаешь, собачьи потребности.

Мы направились к лифту, Феликс опять принялся подвывать.

– Что это с ним сегодня? – Василий Максимович потрепал пса по загривку. – Может, у него что-нибудь болит?

Болит, еще как болит, душа его собачья болит: на лифте приехал Алеша.

– Не знаю. Завтра свожу к ветеринару.

Василий Максимович покивал все с таким же озабоченным видом.

– Вот что, давайте я вас провожу, а то уже поздно, мало ли что? Я так за вас, Кирочка, переволновался!

– Проводите. – Я улыбнулась соседу, мне приятна была его забота.

Открылся лифт. Феликс с тревогой на меня посмотрел: запах врага все еще не выветрился, неужели ты не чувствуешь? Чувствую, малыш, но пешком слишком долго, видишь, как я устала? Ну что ж, как хочешь, проскулил пес, тяжело вздохнул и вошел в лифт.

– Я спать ложился, а тут Феликс вдруг как завоет, – продолжал Василий Максимович, когда мы спустились и вышли во двор. – Он так жутко плакал! Звоню вам, а телефон не отвечает, спускаюсь вниз – а тут уже соседей полно, ну, думаю, точно, случилась беда.

– Беда случилась, только не со мной, – озабоченно, в тон ему сказала я. Нужно было срочно отвести подозрения от истинной причины нашего с Феликсом сумасшествия – мне почему-то казалось, что возвращение Алеши для всех очевидность, – и я поведала историю в скверике. И так увлеклась, и так опять ею прониклась, что сама поверила: труп на скамейке, этот чужой, не имеющий ко мне отношения труп, – истинная причина происходящего. – Вот увидите, – вдохновенно вещала я с интонациями пророка, – это только начало, только первая жертва.

– Сексуальный маньяк? – Василий Максимович брезгливо скривился.

– Не обязательно. И вообще, вряд ли. Нет, не похоже, что сексуальный, но… Может быть, религиозный маньяк или… Мало ли на чем человек может зациклиться! И потом, мне всегда казалось, что маньяк убивает только по одной причине: ему нравится убивать. А база, которую он подводит под свои убийства, – лишь оправдание перед самим собой, перед обществом, перед жертвой. Но главное, перед самим собой!

– Вы так думаете?

– Да уверена! Убийство ради убийства, наслаждение смертью, и больше ничего.

– Наслаждение смертью?

– Чужой смертью. Перед тобой человек, он ходит, думает, страдает, радуется – и тут раз: одним точным ударом в висок прекращаются все его мысли, страдания и радости. Труп на скамейке с неловко, неестественно поджатыми ногами – уже не человек. Вот она цель: сделать живого мертвым, единственная цель.

– Вы это так убежденно говорите, будто сами испытали нечто подобное. Мне даже страшновато стало. – Василий Максимович достал сигареты, закурил.

Я почувствовала, что тоже нестерпимо хочу курить. Вообще-то я давно пытаюсь бросить и уже достигла кое-каких успехов: выкуриваю не больше трех сигарет в день. Лимит на сегодня исчерпан, но… Курить хочется невыносимо. Я поколебалась еще немного и тоже достала сигареты.

– Но почему вы думаете, что этого парня убил маньяк?

– Да так. – Я пожала плечами – от этого моего вполне невинного жеста Василия Максимовича почему-то всего передернуло.

– И кто же, по-вашему, станет следующей жертвой, такой же парень, как этот, сегодняшний?

– Не обязательно, убийство-то, судя по всему, не сексуальное, если, конечно, не учитывать, что само по себе убийство уже сексуально. Может быть, парень, а может, и девушка или даже старушка. Мне кажется, ему все равно, кого убивать. Но способ останется тем же: удар в висок – быстрая смерть.

– У вас яркое воображение, Кирочка. Я бы даже сказал, слишком яркое. Возможно, все не так плохо: парня убили, чтобы ограбить, нет никакого маньяка.

– Жаль, если так. – Я засмеялась. – Шучу. Но это действительно собьет мои планы, у меня на этого маньяка виды.

– Какие виды у вас могут быть на маньяка? – ужаснулся совершенно серьезно Василий Максимович.

– Мертвый сезон, а тут вдруг такая возможность, такой материал. Могла получиться настоящая сенсация.

– Но ведь люди погибнут, разве вам их не жалко?

– Жалко. Но наверное, я в чем-то тоже маньяк – маньяк от журналистики. Да нет, шучу, шучу. Конечно, мне жалко людей, я прекрасно понимаю, что ни одна самая серая человеческая жизнь не стоит самой яркой газетной статьи. А вообще, маньяков гораздо больше, чем принято считать. Профессиональных маньяков. Киллер, например, тот же маньяк. Он тоже просто оправдывает свою страсть убивать работой, на самом же деле… – Я осеклась, приводить в пример киллера совершенно не стоило, мне стало неприятно и досадно. Я поднялась со скамейки, позвала Феликса – он усиленно что-то разрывал у куста. – Пойдемте, Василий Максимович, уже поздно, я так устала, и спать очень хочется.

– Пойдемте. – Он медленно и как-то нерешительно встал, поднял свой топорик и, не глядя на меня, словно мы пришли отдельно и вообще незнакомы, пошел к подъезду. Неужели наш разговор так на него подействовал? Смешно, в самом деле, я ведь просто теоретизировала.

Феликс опять затормозил у лифта и стал подвывать, но на его капризы я перестала обращать внимание, взяла за ошейник и втолкнула в кабину – он на меня обиделся. Василий Максимович за весь путь до моего восьмого этажа не сказал ни слова и холодно попрощался, когда я выходила. Меня это очень задело, стало так горько. Мой верхний сосед – один из немногих людей, к которым я привязана. Мы довольно часто заходим друг к другу в гости, выпить чаю, поговорить – до сегодняшнего дня наши взгляды на жизнь сходились, несмотря на большую разницу в возрасте (ему сорок восемь, мне двадцать шесть), несмотря на абсолютно различный склад ума. Он бывший научный сотрудник НИИ киберпсихологии, сейчас работает заведующим отделом страхования в Пенсионном фонде.