– Поздравляю, Наташ. Проект утвердили, деньги дают. Главное, чтобы первый номер вышел до февраля.

– Марта, – поправила Наташа.

– До февраля, Наташ. Губер в первую неделю февраля у Бориса Петровича на ковре, по продлению полномочий всё решается. Он должен показать журнал с подборкой. Показать, как мы его дядюшку любим и помним. Потом, сама понимаешь, смысла уже нет.

Наташа поскучнела. Баженов напористо продолжил:

– Но чтобы всё по-взрослому: тираж, движ в сетях, подъем литературной жизни. Сможешь?

Наташа, мотнув головой, заговорила:

– Сан Юрьич, у меня ни людей, ни денег, я из своих за SMM…

– Сказал же, деньги будут. Сможешь?

Баженов смотрел в упор.

Наташа неохотно кивнула.

Баженов очень серьезно сказал:

– Ес-с. Да, обращение губера не нужно.

Наташа откинулась на спинку кресла, почти не обратив внимания на угрожающую раскачку, и молча уставилась на Баженова. Тот не смутился:

– Что смотришь? В мое переделаешь. Там готово уже?

Наташа отмотала текст к началу и повернула к Баженову экран ноутбука. Баженов подошел и, не нагибаясь и не вынимая рук из карманов кашемирового пальто, пробежал глазами по строчкам. Наташа аккуратно перелистывала, но Баженов, конечно, дочитывать не стал. Мыкнул, кивнул и заявил:

– Гораздо лучше.

Наташа еле заметно поморщилась. Баженов продолжил, скептически оглядывая кабинет:

– Докрути, под меня заточи. И не затягивай.

Наташа захлопнула ноутбук и застыла, пялясь в потертую крышку.

– Наташ, если не ты, то кто? Не я же.

Баженов улыбнулся, пристально глядя на Наташу. Та не двигалась. Баженов, скрутив раздражение, сообщил:

– Ты спец высшего уровня. Уже не областного, а, считай, федерального. Это если «Пламя» взлетит. В Москве уже знают про наши планы и, как это, всячески приветствуют. И не последний человек в Москве знает, а который губеров сажает. Во всех смыслах. Так что журнал – только начало. Тут для всего холдинга перспективы широчайшие, а для тебя – особенно. Это что такое?

Он извлек руку из кармана, поднял палец и прислушался. Недалекий шорох повторился.

– Мыши, – коротко пояснила Наташа.

– А почему мне никто?.. – начал Баженов и ловко сменил тон: – Ладно. Завтра чистить начнем, все условия дадим, знай работай.

Наташа негромко сказала, водя ладонью по крышке ноутбука:

– Мне бы людей толковых. Одного человечка хотя бы.

– Слушай, ну у тебя уже весь холдинг в распоряжении. Скажешь – гендир прибежит и будет тебе полы мыть. Если кто кобенится, свисти мне, обеспечу.

– Да кого тут…

Баженов договорить не позволил:

– Тут нет – там найди. Из Москвы выпиши. Себя клонируй. Жду текст.

Он, кивнув, вышел.

Наташа, посидев, медленно развернула ноутбук, открыла и снова захлопнула крышку.

Шорох повторился.

Наташа, подобрав слёзы, взяла телефон, повторила последний вызов и поднесла трубку к уху.

– Андрей, я не могу сегодня, – сказала она.

Глава пятая

Сильно раздавшийся за полтора десятилетия Андрей сказал в трубку:

– Говорила же, сможешь. Так и хер бы с ним, нет?

Он подвигал свободной рукой стопку папок рядом с клавиатурой и продолжил:

– Светка готовит, Лизка вечно: где тетя Наташа, чего не приходит? Так завтра напишешь. Блин. Ладно, ладно, давай без заводок. Нет так нет. А завтра?

Андрей послушал еще немного и вздохнул.

– Добро. Только мы с тебя всё равно не слезем, так что управляйся там поскорей. И без этих твоих… Блин. Прости. Наташ, я говорю: прости. Язык поганый, день тяжелый, Халк вечно что-нибудь. Да хрень, вздрачивание в честь праздника, выборов и остального. Зато в честь праздника, может, пораньше свалим, напьемся и пойдем десантников бить. Одним им радоваться, что ли? Ладно, не пойду. Биг систа. Дома буду твою порцию доедать. Всё, береги себя, не засиживайся, геморрой будет и простатит. Везет тебе. Ну почему только в этом. Держись там. Любим, ждем.

Он снова вздохнул и вызвал другой номер.

– Свет, Наташка не придет. Дела, говорит. А я что сделаю? Нет. Вроде нет. Точно трезвая, говорю тебе. Слушай, она моя сестра. Ну куда-куда. Сами съедим, куда еще-то. Рулет-то? Не сомневайся.

Андрей отложил телефон, решительно отодвинул папки и, снова вздохнув, начал медленно печатать. В дверь всунулся Руслан, деливший с ним кабинет, – как всегда, изможденный, как всегда, в черных джинсах и худи, и, как всегда, чтобы отвлечь в самый неподходящий момент.

– Андрюх, Халк вызывает.

– Сейчас, протокол добью… – пробормотал Андрей, не отвлекаясь от экрана.

Руслан вошел, чуть прихрамывая.

– Весь личный состав. Строго.

Андрей со стуком отодвинул клавиатуру и поинтересовался:

– Это кончится когда-нибудь?

– Выгонят – кончится, – успокоил Руслан и, подумав, добавил: – Еще сдохнуть можно.

– Я, сука, три дела сдать не могу, потому что каждые полчаса… Опять про зимнее перемирие?

– Про что еще-то. Без висяков, без роста, договаривайтесь, посылайте. Завел и не раскрыл – жопой ответишь.

Андрей раздраженно спросил:

– Вот чего они все на жопе так зациклены, а? Вторую звезду только через нее дают, а дальше самим нравится? Блин.

Он сохранил и закрыл документ на экране, вышел из системы и встал, подхватив телефон.

– Светка убьет, точно. Наготовила, посидеть хотели, я сестру позвал. Сестра, значит, не может, а теперь и я до ночи явно. Руслан, айда ко мне после работы, а? Хавчик спасать.

– Чтобы Светка и меня убила?

– Да нормально она к тебе, – очень убедительно заверил Андрей.

Руслан ухмыльнулся.

– Я помню. Не, Андрюх, давай сам. Такую форму поддерживать надо.

– Завидуй, дрищ, – сказал Андрей уныло. – Лядащий зиму не переживет.

Глава шестая

Софья ворвалась – и сразу стало тесно, шумно, светло. Аня и не заметила, что уже вечер. А Софья, похоже, не заметила, что соседка сидит на полу перед раскладным креслом, пакуя сумку в почти кромешной темноте. Софья вообще умела многого не замечать, зато всегда добавляла тесноты и шума. Иногда это развлекало, иногда раздражало. Теперь было всё равно.

Софья принялась радостно вещать еще в прихожей, шумно разоблачаясь и гремя всем на свете. В комнату она влетела уже на пике восторженной громкости, брякнула на пол перед Аней яркое картонное ведро и продолжила уже разборчиво:

– Пять, Аньк, и зачет автоматом! А надо-то было трояк! Сказали: ясность слога и острость… Острота́! Остро́та, в общем, мысли делает эссе лучшим на потоке! Ты моя зая острая, спасибки!

Она шумно приземлилась рядом с Аней, звучно расцеловала ее в щёки и обхватила, покачивая. Аня не реагировала, стараясь лишь не рухнуть под напором. Софья бурлила, не придавая этому значения:

– Ты же всегда-всегда будешь творческие мне делать? Ну А-аньчик. Ну Анчу-утик.

Тут Софья все-таки что-то почуяла, отстранилась, вглядываясь в Аню, и испуганно спросила:

– Аньк, что такое? С мамой что-то?