— Держи ее! — Алексей бросился к нему на помощь.

«Монашка» в бешенстве что-то выкрикнула, метнулась всем телом, словно щука с крючка, но Иван держал ее крепко.

Причем прижал руки женщины вместе с посохом к телу, лишив ее свободы маневра. Пленница рванулась опять, и капюшон с узкой красной каймой по краю слетел с ее головы. Под ним оказался черный платок, который по-раскольничьи низко закрывал ей лоб. Но даже то, что оставалось открытым взгляду, подтверждало: женщина была молода, даже очень молода, лет двадцати, не больше. Огромные карие глаза ее в густой щеточке ресниц метали молнии. Крылья тонкого носа раздувались и опадали. «Монашка», казалось, дымилась от дикой, почти первобытной ярости. И даже зарычала, когда в очередной раз ей не удалась еще более отчаянная попытка освободиться от захвата. Но Иван держал ее изо всех сил…

Алексей затолкал револьвер за пояс брюк и перешел на быстрый шаг, не сводя взгляда с незнакомки. Балахон ее был из грубой, крашенной в черное ряднины, ветхой и грязной.

При прыжках из-под него мелькали сапоги, больше похожие на мужские, чем на женские. А на указательном пальце левой руки «монашки» Алексей разглядел широкое серебряное кольцо, на котором были выгравированы какие-то слова, похоже, древней славянской вязью.

— Ну, баба попалась! Чистая аспида! — пожаловался Иван приятелю и, несколько ослабив хватку, попытался вырвать посох у «монашки» из рук. И напрасно! В этот момент она и впрямь по-змеиному извернулась, лягнула Ивана ногой и, перехватив посох двумя руками, так толкнула им в грудь Вавилова, что тот отлетел в сторону, как пушинка. И если бы не стена дома, к которой он приложился спиной, непременно свалился бы на тротуар. Алексей все же успел ухватиться за посох, но «монашка» с такой силой крутанула его вместе с клюкой вокруг себя, что он лоб в лоб столкнулся с офеней.

На землю посыпался товар с лотка. Офеня поймал агента за плечо и, сердито замычав, показал увесистый кулак. Алексей оттолкнул лоточника с дороги, но тот, ухватив его уже за грудки, принялся трясти и что-то зло бормотать при этом.

А «монашка» тем временем, опять подхватив края балахона руками, во всю прыть мчалась по тротуару. Зажимая разбитый нос ладонью, за ней бежал напарник Кощея, а следом, слегка отстав, — прихрамывающий Иван. Но «монашка» опередила их на пару корпусов и бег свой не замедляла, даже после того, как улица пошла заметно в гору.

Дистанция между ней и преследователями увеличивалась на глазах. Алексей выхватил револьвер, локтем оттолкнул от себя офеню и в то же мгновение кубарем покатился по тротуару от поставленной им подножки. Выругавшись, он вскочил на ноги и замахнулся, чтобы врезать торговцу по уху, но тут же забыл об этом. Из-за поворота, будто выпущенные из пращи камни, вылетели два всадника на гнедых лошадях. Они были точно в таких же балахонах, как у «монашки», а головы их закрывали капюшоны, отороченные красной полосой. Они быстро настигли бегущую «монашку» и ухватились с двух сторон за края посоха, который она выставила перед собой.

Алексей вытаращил глаза. Такое он видел впервые. Всадники держали ерлыгу за концы, а женщина висела между ними, поджав ноги и уцепившись за древко обеими руками. Но только доли секунды. Всадники вздернули посох вверх, и «монашка», извернувшись, как цирковой гимнаст, перелетела на лошадь и оказалась за спиной одного из своих спасителей.

— Стреляй! — крикнул истошно Кощей и первым же нажал на курок. Пуля выбила искры из булыжников мостовой, по которым всего секунду назад промчались всадники.

Следом ударил револьвер Ивана, но всадники, нахлестывая лошадей плетями, миновали постоялый двор, где уже скрылся обоз, охраняемый индусами, и свернули на узкие улочки Разгуляя. Кощей и хромающий Тумак вскочили в коляску. «Дама» уже без шляпной коробки перебралась на место рядом с извозчиком.

— Давай в отделение! Скажи, ушла зараза! — крикнул Кощей своему напарнику в армяке и ткнул кучера в спину кулаком:

— Гони! Кровь из ноздрей, гони!

Иван проводил взглядом рванувшуюся с места коляску и повернулся к филеру:

— Чего эта баба натворила, Лапоть?

— Не могу знать, — тот отвел глаза в сторону и пожал плечами. — Велено брать немедленно, а чего ради, мне неведомо!

— Ладно, топай! Даже знать будешь, не скажешь! — сказал Вавилов и махнул рукой. — Проваливай, не порти настроение!

— Ты что, сталкивался с этой братией? — справился Алексей. Он спрятал револьвер во внутренний карман сюртука и кивнул в сторону филера, который почти мгновенно испарился. — Работали вместе?

— А, все пути господни, — произнес с досадой Иван. — Бывало мешали друг другу, бывало помогали… — Он бросил взгляд за спину Алексея:

— Смотри, удирает. А ну-ка догоним этого стервеца, он же тебе рукав оторвал!

Алексей схватился за плечо. Рукав нового сюртука болтался на нескольких нитках, а виновник этого бесчинства, дюжий офеня, не оглядываясь, быстро уходил в обратную от них сторону.

— А ну стой, мерзавец! — Иван вскинул револьвер. — Стой, стрелять буду!

— Погоди! — поморщился Алексей. — Я ему сперва рожу начищу. — Он бегом догнал офеню и рывком развернул его к себе. — Эй ты! Не слышишь разве, стоять велят?

Тот глянул исподлобья и вдруг замычал, показывая то на собственные уши, то на товар, то на Алексея.

— Немой, что ли? — удивился догнавший их Иван и что-то быстро изобразил на пальцах под носом у торговца.

Офеня закивал головой и, в свою очередь, тоже принялся крутить пальцами на разные лады.

— Ага, понял, — кивнул головой Иван и посмотрел на Алексея. — Извиняется, шельма, что тебя уронил. Испугался, мол, за свой товар.

— Да ну его, — Алексей устало махнул рукой, — пусть катится отсюда, пока я добрый.

Офеня, льстиво улыбаясь и кланяясь, правда, взгляд его от этого не стал дружелюбней, отступил на пару шагов назад и вдруг, подхватив лоток обеими руками, со всех ног кинулся в арку между домами.

Иван заложил два пальца в рот и оглушительно свистнул.

Но тут же хлопнул себя по лбу и рассмеялся:

— Дурак! Он же полнейший глухарь! — И вдруг изменился в лице. — Постой, ты когда-нибудь видел глухого или немого офеню? Они ж так базлают, на всю улицу прямо, когда товар свой расхваливают!

Алексей с недоумением посмотрел на него и пожал плечами.

И впрямь, как немому офене продать свой товар, если не кричать о нем на весь белый свет?

Глаза Ивана сузились.

— Он не товар рассыпал, Алешка. Он эту девку не позволил задержать. И нас провел, как сопливых младенцев. — Вавилов вопросительно посмотрел на Алексея:

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Пока нет, но сдается мне, что он не из охранного отделения. И, кажется, «монашку» и впрямь прикрывал. Но почему ж тогда не ввязался в драку?