– Бет сказала...

– А разве не следовало прежде всего выслушать меня? – грубо перебил он. – Разве у меня не было права на слово? Я был твоим возлюбленным. Ты же любила меня и даже не дала мне возможности высказаться! Как, по-твоему, я себя чувствовал, когда ты меня бросила?..

– В последний раз прошу: оставь меня в покое! – простонала Тина.

– В покое? И quieto vivere? / Спокойная жизнь (итал.)./ Спроси лучше, был ли покой в моей жизни? Если б ты мне верила, я бы перенес что угодно! Но нет, ты отбросила все, что нас связывало, все, что ты знала о моих принципах, о моих представлениях о чести, о жизни, о женщинах, и стала вести себя как ревнивая сука, у которой увели приглянувшегося ей кобеля!

Она как-то еще умудрялась дышать, страдая от боли. Джованни и Бет! Ее возлюбленный и ее лучшая подруга. И без того было трудно смириться с тем, что она увидела их вместе той ночью. Еще страшней было увидеть две сплющенные машины, зная, что в каждой из них сидели те, кого она любила.

Тина зажала уши руками, чтобы заглушить голос Бет. Как же та визжала в ночь катастрофы! А рядом с ней пепельно-серый Джованни изо всей силы тряс ее и кричал, чтобы Бет замолчала, а потом дал задний ход и отъехал от машины Сью.

Да, он изменился. В нем больше нет ничего мягкого. И Тина поежилась, представив, что два года тюрьмы могут сделать с восемнадцатилетним парнем, который любил семью и вообще жизнь с удивительным пылом и оптимизмом. И затем – на Рождество, на Новый год, на День Благодарения, – справляя праздник с дедом и Адрианой, она думала, каково там Джованни, как ему, должно быть, одиноко, ведь никто не навещает его!

Слез в глазах набралось так много, что Тина отвернулась, чтобы их скрыть.

– Тюрьма... ожесточила тебя...

И тут жесткие пальцы взяли ее за подбородок, повернув голову так, чтобы она встретилась с его непроницаемым взглядом. Кажется, похожие чувства захватили и его – кто знает, возможно, это были воспоминания о беспросветных тюремных днях. Сердце ее уже согревалось сочувствием, но совершенно напрасно!

– Ты ожесточила меня, – хрипло заявил он и большим пальцем, без всякой нежности, стер с ее щек слезы. Тошнота подступила к горлу. Она быстро поднесла руку ко рту и заставила себя сглотнуть удушающий ком. Дыхание Джованни со свистом вырывалось сквозь зубы, безжалостные глаза сверкали. – Значит, думаешь, это ты страдалица? – с издевкой сказал он. – Ты даже не знаешь, что такое страдать! Но скоро узнаешь!

Сколько же гнева в нем! Того гнева на несправедливость, что обрушилась на него, как Джованни считал, из-за нее. Так, значит, все эти годы он мечтал о мести и планировал, как ее осуществить! Испуганная, Тина огляделась по сторонам, но улица была пустынна. В любом случае ее единственный шанс – заставить его уехать. Задержись он хоть ненадолго, узнает про Адриану...

От одной мысли об этом ее бросило в жар. Необходимо укрыть Адриану от Джованни. Ведь он будет землю рыть, но отнимет ее! И ничего не понимающая Адриана будет кричать и плакать, а этому человеку будет все равно...

Нет, Адриану надо спасти! Надо, чтобы Джованни уехал. Немедленно!

Она вскинула голову, решительно сжав рот.

– Надо было просто рехнуться, чтобы явиться сюда! – холодно сказала она. – Тебя в любой момент могут узнать. И дай людям волю, вымажут дегтем и вываляют в перьях!

– А ты? – мрачно осведомился он.

– А я буду подавать для этого кисти, – отрубила она. – Ты даже не представляешь, как к тебе здесь относятся! У людей долгая память.

– У меня тоже, – спокойно сказал он, охватывая взглядом ее тело. У Тины перехватило дыхание, и она быстро втянула в себя воздух. – Воспоминания заставляют... действовать.

– Например? – глупо спросила она и, прежде чем поняла, что делает, провела языком по вдруг пересохшим губам, но тут же скривилась, тщась замаскировать свою оплошность гримасой.

Скупо улыбнувшись, Джованни на вопрос не ответил.

– Ты правда думаешь, что здесь, в Этернити, обо мне плохая память? После всех этих лет?

– Я не думаю, – тихо сказала она. – Я знаю. – А сама молила глазами: «Уезжай! Уезжай и оставь нас в покое!»

Пожав плечами, он облокотился на низкие перила моста и равнодушно скрестил руки.

– Да, – проговорил раздумчиво. – Не слишком удачно...

– Что ты имеешь в виду? – устало спросила она.

– Видишь ли, я приехал сюда жить, – ответствовал он с любезной улыбкой и направился к ее дому, оставив Тину в ужасе смотреть на его удаляющуюся спину.

Наверное, это сон. Кошмар. Но тут решительно шагающий высокий человек в кремовом костюме оглянулся на нее с насмешливой улыбкой, и горячий ток хлынувших в кровь гормонов дал понять, что это вовсе не наваждение, а жестокая реальность.

Вообще-то она может проигнорировать его приезд, уйти прочь, начать свои дела, что плакировала на этот день. Но тут ее палец коснулся верхней губы, как бы напоминая: Адриана! Ни за что на свете нельзя допустить, чтобы Джованни обнаружил, что они с дедом живут не одни. Сердце ее учащенно забилось. Если он такой толстокожий и ему все равно, что о нем подумают, он будет шагаться по округе и скоро узнает все как есть.

Адриане прежде всего нужно надежное, стабильное существование. И Тина делала все, чтобы обеспечить ей эту стабильность. Любовь и внимание, смех и забота наполняли маленькую квартирку, и они с дедом были преданы Адриане. Без нее жизнь станет бедней. Они все – одна семья. А Джованни – чужак, как бы ни связывала его кровь с Адрианой.

Если он будет настаивать на своих правах и потребует возможности видеться – или даже опекунства! – это будет катастрофа... Жизнь потеряет всякий смысл. А как они любят с Адрианой, свернувшись калачиком на диване, смотреть по телевизору слезливые сериалы и с каким увлечением вместе готовят!

Что Джованни подумает о, казалось бы, самых простых вещах, которыми гордится Адриана? Новый, собственноручно сшитый передник, помпон на вязаной шапочке, выученный наизусть стих... Она, Тина, знает, какие это огромные достижения. Джо – не знает. Адриане будет недоставать похвалы, недоставать знакомого окружения, привычных занятий...

Тина подумала о родителях. Они учительствуют в Пуэрто-Рико, и по матери она отчаянно скучает. Именно Адриана помогла заполнить пустоту в доме, где не хватало родного женского голоса, стала тем, на кого можно было излить невостребованную любовь и ласку.

Но как же она, глупая, забыла о правах Джованни? Всецело посвятив себя заботам об Адриане, и в мыслях не допускала, что он вздумает вернуться в Этернити.

Вот он вышагивает, изобретательный врун! Может, наврал и про то, что собирается здесь поселиться? Ради Адрианы, ради ее душевного покоя она, Тина, должна убедиться, что он уедет из города, ни с кем не переговорив.