Томашкевич перестала плакать.

– Они мне нравятся, – ответила она, вставая с кресла. – Я специально покупаю работы этого художника, они вносят успокоение в мою душу. Даже не могу объяснить почему.

Актриса казалась вполне успокоившейся, глаза были сухими, и только пальцы, судорожно мявшие мокрый платочек, выдавали недавние горькие слезы. Надо уходить, подумала Настя. Но все-таки нужно еще раз спросить. Потому что внятного и точного ответа на самый главный свой вопрос она так и не получила. Не знает ли Алла Владимировна, может быть, кто-то из друзей ее сына до сих пор горюет о Жене и хотел бы отомстить тренеру, который «посадил» ему сердце?

Томашкевич пожала плечами. Похоже, вопрос ее не испугал, во всяком случае, никаких новых признаков волнения Настя в ее лице не заметила.

– Я вам уже говорила, что ни с какими друзьями сына не общаюсь. Да и в те времена, когда Женя тренировался, почти не знала их. Горько это признавать, но я вообще мало вникала в Женечкину жизнь, потому что как раз в то время меня вдруг после многих лет застоя начали активно приглашать сниматься, у меня был очень плотный график, много поездок, ведь тогда денег ни у кого не было, и снимали, где подешевле – в провинции, в сельской местности, в бывших союзных республиках. Я постоянно была в экспедициях. Так что – увы – ничем вам помочь не могу.

– Алла Владимировна, – Настя уже взялась за ручку двери, собираясь уходить, но все-таки решила задать еще один, самый последний вопрос, – вы считаете тренера Болтенкова виновным в смерти вашего сына?

Актриса смотрела на нее задумчиво и спокойно.

– Да, – твердо ответила она, – считаю. Он, безусловно, виновен.

«Да уж, – озадаченно думала Настя Каменская, идя по извилистому переулку в сторону Мясницкой, где оставила машину, – вот как раз про такие результаты и говорят: ни два – ни полтора».

* * *

До дома оставалось еще минут пятнадцать езды по относительно свободным вечерним улицам, и когда позвонила Эля, Антон легкомысленно сказал:

– Конечно, вы можете уходить, я буду через пятнадцать минут. За пятнадцать минут с ребятами ничего не случится.

– Я могла бы дождаться вас, – неуверенно проговорила няня, – но нам надо успеть в аэропорт встретить рейс, мама Александра возвращается…

Антону совершенно неинтересно было выслушивать, откуда там возвращается мама Александра Андреевича Трущева и почему заботливому сыну непременно нужно встречать ее вместе с будущей новой женой.

– Поезжайте, Эля, – раздраженно перебил он ее. – Все будет в порядке, я скоро подъеду.

Когда Сташис парковался возле своего дома, машины Трущева уже не было. Значит, уехали. Вот и ладно. Встречаться с женихом своей няни у Антона не было ни малейшего желания, хотя они и были знакомы, и отношения у мужчин сложились вполне доброжелательные. Антон привычно поднял голову и бросил взгляд на окна своей квартиры: на кухне свет погашен, в его комнате тоже, и окно детской темное. Горели только окна гостиной.

«Небось мультики смотрят или в компьютерные игрушки играют», – с нежностью подумал он.

В подъезде, обычно хорошо освещенном, почему-то было темно. Опять какой-то обормот выкрутил лампочку. А может, перегорела, просто заменить не успели.

Ощущение чего-то твердого, упиравшегося в спину и диаметром весьма напоминавшего ствол пистолета, пришло одновременно с тихим сдавленным шепотом:

– Не суйся в это дело, не копай. Оставь все, как есть. Иначе пожалеешь.

Ах, как хорошо сценаристам, придумывающим истории для художественных фильмов! И писателям в общем-то тоже неплохо. Разворот, удар, быстрое приседание, проведение приема… Красота! Зритель доволен, читатель счастлив. Только почему-то никто не придумывает истории об отце-одиночке, которого дома ждут двое маленьких детей и который обязательно, ну просто обязательно должен как можно быстрее вернуться, пока малышня, во-первых, не начала бояться и, во-вторых, ничего не натворила. Можно, конечно, проявить геройство и ввязаться в драку. И даже вполне возможно, что в этой драке майор полиции Сташис одержит верх. Возможно, но не гарантировано. Потому что непонятно, кто стоит у него за спиной, какого он роста и веса, какова его подготовка и какое у него имеется оружие. Отец, у которого двое маленьких детей, не имеет права идти на такой бессмысленный риск. Если с ним что-то случится, дети окажутся на попечении государства, ибо никаких близких родственников у Сташиса давно уже нет.

– Тебя кто прислал? – негромко спросил он, стараясь говорить спокойно, чтобы не нервировать стоящего за спиной мужчину.

– Не твое дело. Твое дело – сидеть тихо и не соваться, куда не надо. Все понял, многодетный папаша?

– Конечно, – усмехнулся Антон, – не тупой же. Может, уберешь волыну, нормально поговорим?

– Не о чем мне с тобой говорить. Будешь вести себя правильно – будешь в порядке. Договорились?

– Договорились. Да мне не больно-то и надо, своя шкура дороже. Иди, не бойся, оборачиваться не стану.

За невидимым незнакомцем закрылась дверь, а Антон еще некоторое время постоял в неосвещенном подъезде, пытаясь проанализировать впечатления. В каком направлении шел звук голоса? Сколько шагов сделал незнакомец, прежде чем закрылась дверь? С какой частотой он дышал? На какой высоте держал пистолет? По всему выходило, что роста он пониже среднего, во всяком случае, намного ниже рослого Антона. Примерно, 165–167 сантиметров. И количество шагов, по которому легко рассчитывается длина ног, соответствует.

Он посмотрел на часы. Дети ждут. Им пообещали, что папа вернется через пятнадцать минут, а прошло уже двадцать с лишним.

Но он все равно достал телефон и позвонил Эле.

– Когда вы выходили, свет в подъезде был? – спросил он.

– Нет, лампочка, наверное, перегорела, – спокойно ответила няня. – Когда я привела Васю с тренировки, все было в порядке.

– Дайте, пожалуйста, телефон Александру Андреевичу, – попросил Антон.

Эля умела не задавать ненужных вопросов, и уже через мгновение в трубке раздался низкий твердый голос Трущева:

– Слушаю вас, Антон.

– Пока вы ждали Элю – не заметили, в подъезд не входил невысокий мужчина, рост примерно сто шестьдесят пять, возможно, оглядывался или вел себя нервозно?

Трущев задумался буквально на пару секунд.

– Был такой. Видел я его.

– Описать можете?

– Ну, я же не старался его запомнить… Обычный. Куртка объемная такая, ветровка, капюшон. Да, правда, я еще подумал, зачем в такую теплынь капюшон надвигать, и решил, что это, скорее всего, наркот. Они обычно так ходят в любую погоду. Невысокий, худой. Дернул дверь, она не открылась, у вас же домофон. Постоял, дождался, когда кто-нибудь будет выходить. Вот Эля вышла, а он как раз вошел. А что, что-то случилось?

– Ничего, все в порядке, спасибо, Александр Андреевич, – быстро проговорил Антон. – Удачной вам поездки.