— Я слушаю, — говорит он.

На другом конце провода — Жув, он явно озабочен. Вчера вечером его агент Кастнер не вышел на связь с отчетом, который обязан делать ежедневно, независимо от результатов своих поисков.

— Это очень странно, — говорит Жув. — Такое случилось впервые. Совершенно не похоже на него. Давайте подождем, может, к вечеру он прорежется.

— Хорошо, — отвечает Сальвадор, — держите меня в курсе. — Затем, положив трубку, командует: — Итак, за работу!

Донасьенна раскрывает папку с надписью «Глория Стэлла».

Большинство проектов передач, сочиняемых Сальвадором, взывает к памяти народной. Что сталось с бывшими кумирами? На этом и зиждется его система, старая надежная система, которая никогда не дает сбоев. Сальвадор вытаскивает на свет божий ныне забытые имена, давно утратившие ореол известности. Его интересует телеведущий на пенсии, актер одной роли, талантливый авантюрист, победитель радиоконкурса — словом, любая бывшая знаменитость, чья слава вспыхнула и угасла мгновенно, словно падающая звезда. Лицо с афиши, преданное забвению тотчас после триумфа, герой, которого публика помнит настолько плохо, что даже не может сказать, когда и как забыла о нем, а он тут как тут, спрятан в недрах шкафа, в пыльных досье памяти, вместе со своими товарищами по несчастью. Все они покоятся там, в укромных местах, хотя некоторые из них слегка подпорчены протечками потолка памяти. Этикетки на корешках уже изрядно поистерлись. Так вот, проекты Сальвадора нацелены как раз на то, чтобы заделать потолок, освежить память и вновь открыть старые папки.

Однако замысел этот может принять более адресную направленность. Так, например, случилось с передачей «От всего сердца», снискавшей шумный успех у провинциальных зрителей предпенсионного возраста, или с «Самой красивой девушкой на пляже». (Вы видели самую красивую девушку на пляже и помните ее. Да-да, вы часто о ней вспоминаете, жалея, что так и не осмелились заговорить с нею. Вы не забыли ее имя? Сообщите его нам! Напишите, и мы разыщем ее для вас — самую красивую девушку на пляже!) Однако с Глорией Стэллой все обстоит иначе, это особый случай. Еще бы — сначала популярная певица, а затем героиня судебной хроники, в силу обеих этих причин она заставила лет пять-шесть назад говорить о себе несколько месяцев кряду!

То была молниеносная карьера: Глория Эбгрелл (это ее девичья фамилия) очень рано стала моделью, демонстрируя подростковую одежду, а затем прорвалась на эстраду под псевдонимом Стэллы — это имя придумал Жильбер Флон, ее любовник, а впоследствии импресарио.

В итоге — эти две «сорокапятки», перспектива сольника в «Олимпии», несколько триумфальных турне, третье место по продажам дисков (пластинка «Excessif»), фотографии в газетах, автографы, создание фан-клуба, кинопроект — словом, весьма многообещающая карьера… пока не случилась эта странная гибель Жильбера Флона, упавшего с пятого этажа в шахту лифта.

С тех пор — подозрения, следствие, свидетели, обвинение в убийстве, процесс, приговор (пять лет с учетом смягчающих обстоятельств), тюрьма, откуда ее выпустили досрочно за примерное поведение, и — бесследное исчезновение.

Таким образом, покрасовавшись на обложках молодежных журналов и еженедельников «розовой» прессы, завоевав свою нишу в рубриках «Искусство» и «Спектакли», она медленно, но верно перебралась в раздел «Происшествия» (где фотографии были уже черно-белыми), а оттуда на страницы уголовной хроники, после чего окончательно и бесповоротно канула в Лету.

Что же с нею стало? На протяжении последних четырех лет — никакой информации. В настоящее время ей, вероятно, где-то около тридцати. Блестящий взлет Глории Эбгрелл навеки прерван в день ее выхода из тюрьмы; после этой даты ни родные, ни друзья не получили от нее ни одной весточки. Она попросту растворилась в природе, как исчезают ежегодно, согласно статистике, сотни других людей, которых с тех пор никто никогда не видел. Однако Сальвадор и Донасьенна не теряют надежды. Пока люди Жува занимаются розысками, они готовят и доводят до ума свой проект. Располагают документы в хронологическом порядке, изучают архивный материал, новостные передачи того времени, интервью с близкими, отзывы специалистов — судейских чиновников, психиатров, деятелей шоу-бизнеса.

Разумеется, не один Сальвадор стремится отыскать Глорию Эбгрелл. За ней охотится множество папарацци. Но безрезультатно — если, конечно, не считать результатом глубокую вмятину от тела одного из них на крыше «605-го», стоявшего перед Руанским собором (департамент Сена-Приморье); тело рухнуло на машину с высоты шестидесяти метров.

После того как они окончили работу и Донасьенна удалилась, Сальвадор еще раз прошелся по кабинету. Заметив рядом с пакетом пластинку с песнями Глории Стэллы, он вынимает ее из конверта, включает проигрыватель и ставит «Excessif». Подойдя к окну, он глядит вниз, на бульвар, где женщина в кожаном пальто величественно выходит из мощного автомобиля. Песня течет, он слушает ее, попутно расплющивая пальцами пупырышки целлофанового вкладыша, один за другим, один за другим; вот так же тридцать лет назад, выехав с родителями на море, он давил комочки бурых водорослей на затопленных приливом прибрежных скалах полуострова Жьен (департамент Вар).

Утром того же дня женщина, решившая судьбу Жан-Клода Кастнера, проснулась около девяти часов. Она сонно воззрилась на серый потолок, затем, придя в себя, встала и накинула бесформенный зеленый стеганый халат. Однако в следующий момент, посмотрев в зеркало ванной, она не сразу узнала свое лицо.

Столкнуть человека в морскую бездну — поступок такого рода, что вполне можно забыть снять на ночь макияж; в результате — ссохшаяся наподобие цемента маска из косметики и пота, отраженная зеркалом. Глория бесцеремонно смыла эту «образину» холодной водой и марсельским мылом, орудуя так же бесцеремонно, как отмывают грязный фасад из шланга. Ее волосы были в плачевном состоянии, но ей сейчас не до этого; она свирепо зачесала их назад, послав зеркалу злобную ухмылку, обнажившую зубы, с которыми расправилась при чистке не менее жестоко. Так жестоко, что на деснах выступила кровь, а ручка щетки треснула прямо у нее во рту, и молодая женщина чертыхнулась, сплевывая розоватую пену в пожелтевшую раковину. Она бесконечно долго полоскала рот, затем накрасилась — ненамного скромнее, чем накануне, — и стянула волосы на затылке коричневой резинкой. Вернувшись в спальню, она быстро выбрала в шкафу небесно-голубую блузку с тисненым рисунком и ярко-красную юбку, поверх которой надела темно-синий фартук.

В кухне Глория Эбгрелл залпом выпила чашку кофе. Чашка была украшена трафаретным рисунком — гирляндой из овощей и фруктов, подпорченной щербинами. Взгляд в окно, чтобы оценить погоду: немного пасмурная и совсем безветренная. Стекла давненько не мылись, и сквозь них трудновато было разглядеть, что творится снаружи; впрочем, и в самой кухне царил нездоровый полумрак, словно здешний воздух тоже давно не мыли. Поставив чашку на стол, Глория собрала в газету отходы вчерашней трапезы — корки, ботву, очистки — и вышла.

За домом, в глубине дворика, торчал сарайчик, где хранился некогда белый, а теперь грязно-серый «рено-5» с подбитой фарой, догнивали несколько покрышек без ободов, пара драных соломенных стульев и растерзанный торшер. Стиральная машина первого поколения и последний в своем роде бак для кипячения белья обрамляли клетку с жирным дрожащим кроликом; зверек обреченно глядел сквозь прутья мутным взором. Молодая женщина пересекла двор, держа в руке сверток с объедками; легкий соленый ветерок обдувал ей лицо. Не успела она нагнуться к кролику, как услышала: