— О, господи! — восклицала она и с благодарностью пожимала ему руку.

— Это твоей маме! — говорил он небрежно, словно о каком–нибудь пустяке. Дорте ценила, что ему нет дела до того, что она не считается, как говорят, «выгодной партией».

Постепенно они привыкли разговаривать друг с другом.

Однажды он спросил, откуда у нее такое красивое, но редкое имя.

— Так захотел папа. У него была подруга, которая умерла. Ее звали Дорте.

— Он был влюблен в нее?

— Нет! — испуганно прошептала Дорте. И тут же поняла, что так вполне могло быть.

Дорте догадывалась, что мать не против того, что они с Николаем ходят на берег реки. Однако матери незачем было знать, как хорошо они изучили кожу и дыхание друг друга. Вначале Дорте никогда не отсутствовала больше часа. Она должна была возвращаться домой, как только начинало темнеть. Иногда они с матерью спорили о том, когда, собственно, начинаются сумерки. Потому что сумерки у реки отличались от темноты в городке. Постепенно мать это поняла. Может быть, после того, как Николай рассказал, что его отец, пекарь, учился с отцом Дорте в одной школе.

Когда Дорте сообщила об этом за ужином, мать покраснела и начала рассказывать о своей семье, чего раньше никогда не делала. Она говорила «Ленинград», и Вера несколько раз поправила ее — «Санкт–Петербург», но мать велела не перебивать ее. Она рассказала, что, когда ее отец занял высокое положение в системе, жизнь семьи изменилась за одну ночь. Из скромной квартирки семья переехала в большой особняк с множеством комнат и красивых вещей. Дорте никогда не понимала, что такое эта «система». Но поскольку отец матери был адвокат, это наверняка было связано с русскими законами, которые никому не нравились, но никто не говорил об этом вслух. Мать как будто получила пощечину от прошлого только потому, что ее муж и пекарь учились в одной школе.

Было тепло, и Дорте не носила еще колготок. Она пошла в бар, хотя у нее не было денег, чтобы что–нибудь заказать. Теперь, после того как мать сама предложила ей это, посещать бар стало легче. Однажды там появилась Надя. Девушка из соседнего городка, немного старше Дорте, она заходила в бар, потому что была влюблена в Николая. По этой причине она не могла нравиться Дорте. Надя носила модные джинсы, блузку с большим вырезом и кружевами на груди. Из золотых босоножек виднелись ярко–красные ногти. Не спрашивая разрешения, она уселась за столик, где сидела Дорте. Дорте охватило беспокойство. А что, если Николаю понравится, как одета Надя, и он пойдет провожать ее? Но за стойкой в тот день стояла жена пекаря. Каштановые, вьющиеся, как у Николая, волосы, похожее лицо. Серьезное, как восход солнца.

— Николай уже уехал в Каунас? — крикнула Надя хозяйке бара.

— Еще нет, — спокойно ответила та.

— Я тоже уезжаю, за границу!

— Правда?

— Да. Надо посмотреть мир, пока не поздно, — объявила Надя и, прикуривая сигарету, вытянула губы трубочкой. Словно пыталась втянуть Николая в зал.

Пока Надя болтала, Дорте думала о том, что ей самой мать никогда не разрешила бы так одеться. Но, конечно, она завидовала Надиным джинсам. Надя могла сколько угодно сидеть тут и затягиваться. Николай повез пирожные и булочки в соседние городки и не увидит ее. Однако Дорте призналась себе, что с Надей ей легко, потому что она говорила по–русски.

— Мой дедушка был русский. Его выслали из России за то, что он был героем! — сказала она, когда Дорте спросила, откуда она так хорошо знает русский. Но почему героя выслали из страны, она спрашивать не стала.

— У тебя красивая блузка, — вежливо заметила Дорте.

— Да, правда? Это из Швеции.

— Из Швеции? — удивленно воскликнула Дорте.

— Да, это аванс. Я получила работу в одном кафе в Стокгольме. Но мне не хочется ехать одной… Все–таки это совсем чужая страна. Правда, со мной поедет Людвикас, но тем не менее.

— А кто такой Людвикас?

— Мой знакомый. У его двоюродного брата бизнес в Стокгольме. Он может достать мне работу. Кажется, ты уже закончила школу и теперь безработная?

— Да.

— Ну так поехали со мной!

— Мама ни за что меня не отпустит.

— Почему?

— Она считает меня еще ребенком, — сказала Дорте, не говоря о том, что и сама никогда бы не попросила мать отпустить ее в такую поездку.

— Но ведь тебе нужна работа! Здесь нет выбора и платят гроши. В Швеции человек зарабатывает за один месяц столько, сколько здесь за два–три года.

— Не может быть! — воскликнула Дорте.

— Конечно, может! Это такая богатая и красивая страна! Все шведы вежливые и добродушные, ведь У них там полно работы! Даже полицейские на улицах и те вежливые!

— А ты была там?

— Один раз. Два дня… Мне до сих пор это снится. А какие там магазины! В них можно купить все, что захочешь. Сказочно красивые платья! По самой последней моде. Когда–нибудь я открою в Стокгольме модный бутик! — мечтательно сказала Надя и вытянула как можно дальше ноги в золотых босоножках, показывая всем красные ногти.

— А по–русски там понимают?

— Нет, но ты быстро выучишь шведский.

— Я выучила литовский, с меня хватит.

— Тебе не обязательно жить там долго. За два–три месяца ты скопишь денег, чтобы учиться в Вильнюсе или купить квартиру, если захочешь. А это время можно потерпеть и объясняться на пальцах.

— А ты туда надолго собираешься?

— Там видно будет. Может быть, поживу несколько месяцев… Может, дольше… Хочу заработать на собственный бутик.

— Там так легко получить работу в кафе?

— Нет. Но брат Людвикаса поможет. Попросить за тебя?

— Не надо. Меня не пустят.

Больше Надя о Швеции не говорила. Вместо этого

она начала рассказывать, каким образом ей удалось дешево купить платье в бутике в Янаве. Дорте вежлив кивала. Она вдруг поняла, что многого не знает об этих бутиках.

Дома в дверях ее встретила Вера. Растрепанная, не подкрашенная.

— Сын дяди Иосифа прислал маме письмо!

— Письмо?

— Он требует, чтобы мы немедленно заплатили за квартиру или съехали. Смотри!

Дорте взяла письмо. Сперва строки расплывались у нее перед глазами. Потом она поняла, что Иосиф и Анна не имеют возможности дольше держать семью Дорте. Как будто дом не останется прежним! Как будто они не помогали старикам во всем, в чем должен был помогать сын.

— За три месяца! Мама скрывала это от нас!

— И от Бога тоже! — испуганно прошептала Дорте.

— К черту Бога! — процедила Вера сквозь зубы. — Он забрал от нас папу!

— Вера! — воскликнула Дорте и плюхнулась на ближайший стул.